Как кислота, изжога, щелочь,Любовь к тебе рвет сквозь края —Моя блядища, шлюха, сволочь,Святая женщина моя!
Когда мне душу рвет на части,И память выбита давно,Я думаю – вдруг будет счастье?Но если нет – мне все равно.
Дрожащими руками, не помня себя, он оттолкнул лист; несколько секунд посидев, пытаясь унять дрожь во всем теле, он взял лист снова; невидяще поглядев на него, сложив и порвав, он выкинул его в корзину. На мгновенье замерев, вздрогнув, глубоко вдохнув, резко повернувшись, он посмотрел на Ратмира.
– Все, хватит, – сказал он, – мы поняли, мы убедились, мы знаем структуру команд. Эмоция, логика, физика, воля – в разном порядке, в разной очередности расставленные по ступеням иерархии – вот смысл двадцати четырех комбинаций управляющего цикла. Надо сосредоточиться и понять – чем эти комбинации, а может быть, коэффициенты этих комбинаций отличаются друг от друга. Не может быть, чтобы комбинация, задействованная сейчас, не имела какого-то, пусть не явного, не очевидного, но все-таки отличительного признака. Я надеюсь на твой разум, Ратмир. От этого зависит жизнь людей. Все, что мы с тобой сделали в жизни, не стоит и ломаного гроша, если сейчас мы это не сделаем.
Не сразу оторвав взгляд от схем на экране, медленно и серьезно повернувшись к Вадиму, Ратмир открыто встретил его взгляд.
– Все это не очевидно, – сказал он, – та комбинация, которая задействована сейчас, может быть как раз одной из однотипных, то есть типовой, выбранной произвольно, и не иметь явных отличительных признаков. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Я сделаю все, что смогу.
Сбрасывая с себя остатки дрожи, Вадим придвинулся к экрану.
– Давай посмотрим все внимательно, – сказал он – сначала алгоритм, по которому комбинации переходят друг в друга, потом сами коэффициенты. Только обстоятельно и последовательно. Не может быть, чтобы не нашлось какой-то зацепки, от которой мы могли бы оттолкнуться, какой-то неправильности, которая бы нам помогла, где-то среди этих комбинаций, среди этих цифр мы найдем, не можем не найти подсказку. Может быть…
Внезапно увидев куда-то в сторону направленные глаза Ратмира, он оглянулся. Два человека стояли в дверях у него за спиной; видимо, только что войдя, они с недоумением разглядывали комнату с графическим терминалом, схемы на экране и Вадима с Ратмиром, сидящих за столом. Один из вошедших был Лебединский, второй был Вадиму незнаком. На мгновенье встретившись взглядом с Вадимом, быстро подойдя, сев на стул против Вадима, Лебединский, видимо стараясь справиться с собой, преодолевая отвращение, мгновенье смотрел в пол, прежде чем поднять глаза на Вадима.
– Значит, это все-таки вы.
Чувствуя привычный прилив боли к голове, со слабой усмешкой воспаленными глазами Вадим мгновенье смотрел на него.
– Рад видеть такую заинтересованность в моей скромной персоне – со стороны человека, который давно отошел от дел, понятия не имеет, как резервный центр связан с технологической линией и не интересуется проблемой Облака в принципе, как бесконечно далекой от его научных интересов.
Темнея лицом и сжимаясь, Лебединский посмотрел в сторону.
– Я совершенно не обязан был давать вам информацию о вещах, к которым вы никакого касательства не имеете и иметь не можете. Но коль скоро вы силовым путем вмешались в процесс, вернее, пытаетесь это сделать, вынужден просить вас приостановить на время ваши ученые изыскания и обсудить со мной некоторые вопросы.
Поджимая губы, он на мгновенье поднял на Вадима почерневшие глаза.
– Если вы будете так любезны, конечно.
Собираясь что-то сказать, словно неожиданно сорвавшись, он быстро взглянул на Вадима.
– Простите, а можно спросить?
Словно в последний миг овладев собой, сжав руками с побелевшими костяшками пальцев подлокотники стула, одеревенев лицом, он поднял глаза на Вадима снова.
– Скажите, зачем вам все это? Что вы хотите доказать? Вам заплатили? Но это не имеет никакого значения, это вопрос момента, вам заплатят больше. – Он быстро в упор взглянул на Вадима. – Это можно решить без лишних усложнений, прямо сейчас?
Ожидая, пока пройдет приступ, Вадим терпеливо смотрел на него.
– Заплатят? За что? За то, чтобы город оставался во тьме? За то, чтобы люди не могли жить по-человечески?
Словно напоровшись на препятствие, замерев, внутренне перегруппировываясь, все так же зажато Лебединский секунду сидел, прежде чем поднять глаза.
– Это, конечно, очень элегантно – то, что вы так замечательно облекаете свое чисто коммерческое задание в гуманитарную пелерину заботы о людях. Но только давайте без этих украшений. Я наводил о вас справки. Вы направлены сюда с ясно очерченным практическим заданием и хорошо известной финансово-промышленной группой. И давайте не будем произносить политкорректных речей. Я готов сделать вам вполне конкретное предложение с тем, чтобы вы могли прекратить свою никому не нужную деятельность, затем вы сможете переговорить – уже более детально – с совсем другими людьми и решить с ними окончательно все интересующие вас вопросы, и я думаю, так будет лучше для всех. Обещаю, что все займет не слишком много времени. И покончим с этим.
Чувствуя, как постепенно отступает боль, сквозь плавающие в глазах красные круги Вадим несколько мгновений вглядывался в него.
– То есть я – одержимый жаждой наживы автомат – посланец бездушных и злонамеренных финансовых структур. А вы, простите, кто?
Присевший на стул за спиной у Лебединского второй пришедший резко вскинул голову.
– А вам, вообще, что за дело?
Лебединский, досадливо морщась, быстро обернулся к нему.
– Подожди.
Подперев голову кулаком, наливающимися кровью глазами Вадим разглядывал визитеров.
– Изобретали научные теории. Проводили высоколобые научные опыты. Ради верификации каких-то высоколобых казуистических идей устроили безответственный эксперимент в масштабах города, спровоцировали техногенную катастрофу регионального масштаба. Развал городской инфраструктуры, массовый отток населения, крах экологии, закритичный рост смертельно опасных заболеваний…
