Первая выбежала встречать прибывших Любомила, которая так и всплеснула руками, кинулась к Дарёну, целовала его долго, обнимала горячо, не смущаясь постороннего внимания — переживала поди долго да истосковалось вдоволь. Влада только неловко глаза отводила, зная, как с насмешкой смотрит на неё Мирослав.
Следом на пороге показалась и княгиня Митрица, поспешила бы, как и Любомила, сбежать с порога, да только не в её это духе, хоть и очень хотелось поскорее узнать обо всём. Сошла величаво с порога не одна встречать сыновей, а вместе со Святославом. Долго они расспрашивали, что да как, но Дарён с Мирославом отмахивались, вразумительного ничего не говорили, а только шутили и смеялись.
А потом вдруг всё внимание перешло на Владу, нынче она гостьей была особой, и не гостьей вовсе, а хозяйкой, женой княжича. И одно радовало её несказанно, и легко становилось на душе — что не одна она ступила на двор, а с Мирославом. Хотя бы это вышло у неё правильно, как и положено.
Поздоровавшись со всеми, Влада всё от матушки не отходила. Хоть и с теплом отнеслись к Владе Митрица да Святослав, но ощущала она себя не на своём месте, а потому они не стали давить сильно, оставили её — пусть привыкает к новому месту.
Осматриваясь, Влада нечаянно выхватила взглядом черноволосую голову.
— А он как тут? — спросила Влада у матушки, вцепившись в её руку, но та так и замерла на месте, смотрела неотрывно на князя Саркилского.
Князь Будевой нарочито медленно сошёл с крыльца.
С лица матушки улыбка-то сошла вмиг. А ведь будто чуяла Омелица, что не нужно ей сюда было приезжать.
Будевой приблизился, оглядел их сурово, как он всегда и мог.
— Здравия… — проронил он, щуря на ветру серые глаза. — Знать, замуж вышла, целительница? С последней нашей встречи быстро ты. За кого, дозволь полюбопытствовать? Али за купца, или за князя какого?
— И тебе здравия, князь Саркилский. Не угадал ты... За кузнеца...
Влада так и раскрыла шире глаза от услышанного, посмотрела на матушку. Значит, всё же подарки те неспроста были. Но с чего вдруг матушка стремительно пошла за кузнеца? Ведь поди вместе были и без того много лет уже. Но как посмотрела в глаза матери, так и поняла всё. Прежнего ничего не вернуть, всё меняется, и душа меняется, и то, что было когда-то разрозненно, не склеить уже.
Будевой только хмыкнул, перевёл взгляд на Владу. Оглядел её с ног до головы, как и прошлый раз, когда Влада точно так же стояла на княжеском дворе в Саркиле, но теперь не она была его гостьей, а он — её.
— Я как узнал, что ты пропала, сразу на поиски отправился. Не мало веренегов мы погоняли да подушили. Эко их много затаилось в лесу… И… рад, что всё обошлось… — скупо промолвил он.
Влада сглотнула, облизала сухие губы. Не ждала она, что отец помогать станет. Да видно, слишком мало его знала. Нет, совсем не знала.
Не дождавшись от дочери ответа, Будевой поднял руки и выудил из кафтана что-то тяжёлое.
— Подарок у меня для тебя есть, — промолвил он, расправляя цепочку золотую, а на ней невиданный красоты замерцал вылитый полумесяцем оберег из серебра, камнями драгоценными усыпанный.
Влада подняла в изумлении глаза на князя, не зная, что и сказать. Свою-то она потеряла, а точнее, забрал вождь, и кто знает, где теперь дар волхва Оногостя.
Влада склонила голову, и Будевой осторожно воздел оберег на шею дочери.
— Пусть хранит тебя. А мудрости в тебе и так много, — улыбнулся он, снова оглядел её и, больше не сказав и слова, сделал шаг назад.
А Влада так и не смогла назвать его отцом своим, хотя очень хотелось.
«Надо же, как всё вышло...»
В который раз Влада поняла — никто не может ведать пути Макоши, сплетение узелков её. Уму не понять и не охватить всех замыслов богини судеб. Да и зачем пытаться?
Влада коснулась тёплой подвески, но пальцы её кольнуло холодком. Опустила взгляд на грудь, и будто молнией пронзило.
«Про кольца-то запамятовала!»
И пока матушка с Будевоем переговаривались, Влада к Мирославу подступила, сдёрнула с шеи своё колечко и в ладонь ему вложила.
Княжич нахмурился сперва, не сознавая, что пытается Влада ему донести, а потом брови его так и вздёрнулись.
— Как ты нашла?!
— В реке, — коротко ответила Влада, улыбку затаивая, читая на красивом лице княжича замешательство.
Мирослав только хмыкнул, посмотрел на Владу, простреливая её пронзительным взглядом, и быстро воздел через голову шнурок. Упал ободок крохотный Влады на его грудь, серебром поблескивая в цвет его серых глаз.
Вот теперь на душе спокойно стало. Мирослав, сжав ладони Влады, поцеловал пальцы по очереди, к груди прижал и склонился к губам её. Влада, вспыхнув, только ресницы опустила, покосилась на собравшихся.
— Глядят на нас, княжич...
Мирослав шумно выдохнул, но отстранился.
— Никогда не доводилось мне встречать столь скромных русалок, — хмыкнул он и легонько прижал Владу к себе, опустив руку свою горячую ей на живот, погладил.
К щекам Влады так и прильнул волнительный жар — только они вдвоем среди собравшихся знают, что означает этот неприметный для посторонних глаз жест.
ЭПИЛОГ— Отныне место сие считается священным. Богами Светлыми благословлённое, — седовласый волхв, воздел руки к лику Макоши и склонился до земли в поклоне. — Отец небесный, Род, оберегает нас. Земля-матушка держит. Пусть будет так вечно! Слава Богам и народам земель лесных!
— Слава!!! — вторили собравшиеся в храме.
Другой волхв, пышнобородый, долговязый, но широкоплечий, пустил чару по кругу.
Влада подняла взгляд на дубовое изваяние. Богиня судеб нынче нарядна была — в венке из трав, пусть и сухих, в стужу цветов-то не набрать, зато украшениями обвешана щедро: на челе обруч золотой, подвязана рушниками красочными, вышитыми кудесницами умелыми, лентами увешана да драгоценностями богатыми. А по стенам, по всему периметру просторного храма, голые ветки берёзы были воткнуты прямо меж брусьев. Густо пахло сладостным мёдом с примесью пряного дыма и древесной смолы.
Храм Макоши поставили из брусьев сосны, венчали двускатной крышей и резными коньками. В лесу он возвышался, что крепостная твердыня, не обойдёшь и не сокрушишь просто так, одни махом. Массивный и величественный он был, как и хотела Влада...
Княжне очень понравилось желание Мирослава переселиться в Аксель, да под сень леса. К тому же место это очень напоминало родной острог Калогост. Здесь они и обосновались, обжились уже. Да и акселевцы их приняли с радостью. После того, как князь судил старейшину Всебора, народ-то остался без покровителя и присмотра. Поэтому, поразмыслив, Мирослав решил всё же от Святослава отделиться да расширить Аксель, пусть не до города, потому как вдали от реки, а до крепости — вполне. Однако оказалось, что место это людное. Уже и срубы новые поставили, и посад понемногу, но расселялся — жизнь забурлила не хуже, чем в Кавии.
