– Я понимаю, что на твою голову обрушилось слишком многое. Тебе надо хорошенько обо всем поразмыслить и решить, как жить дальше, – сказал сэр Ричард. – Я старался изложить все новости так, чтобы они не стали для тебя шоком, как-то подготовить тебя к тому, что предстояло услышать. Но теперь я вижу, что у меня ничего не получилось.
Тони кивнул. Голова его все еще была занята хитросплетением интриг и неожиданных поворотов, которыми изобиловала его жизнь и жизнь его родителей.
– Что будет теперь? – задал он, наконец, самый главный вопрос. – Как мы будем жить дальше?
Его отец встал из-за стола.
– Полагаю, будет лучше, если мы сохраним истину о твоих родителях в тайне. Пусть все останется между нами. Я готов стать твоим приемным отцом, а всему остальному миру решительно незачем знать, что к чему.
Жизнь совершила неожиданный и очень опасный поворот, и Тони пришлось взглянуть в лицо своим самым потаенным страхам.
– Я самозванец. Ничтожество. Титул мне не принадлежит.
– Нет, ты ошибаешься. И Уэлборн, и парламент думали иначе.
– Парламент не участвовал в обмане.
Его отец лишь нетерпеливо фыркнул в ответ.
– Хочешь знать правду? Она заключается в том, что ты спас этот титул и поместье. У тебя теперь на него больше прав, чем у Уэлборна.
– Я ему не родня по крови.
– Никто и никогда не упрекнет тебя в этом. – Сэр Ричард сделал шаг вперед. – Твое обладание этим титулом – установленный и признанный факт. Кроме того, ты оставил свой след в этом мире. Ты заслужил уважение. Закон о сельском хозяйстве, поданный на рассмотрение в Палату лордов, без тебя не имел бы ни малейших шансов на успех. Кроме того, всем известно, что это ты протолкнул его через Палату общин. Более никому не под силу было совершить этот подвиг. Тебя уважают. Будь это не так, Лонгест никогда бы не предложил тебе руку своей дочери.
Тони криво улыбнулся.
– А есть ли хоть что-нибудь, чего вы не знаете?
– О тебе? Совсем немного. – Генерал подошел ближе и осторожно положил руку на плечо Тони. Первым побуждением молодого графа было отпрянуть, прошлое все еще держало его в плену.
Он заставил себя не вздрогнуть от неожиданности и остаться на месте. И постепенно понял, что рука отца на плече не угнетает его, а ободряет и успокаивает.
– Ты мой сын, – негромко произнес сэр Ричард. – И я горжусь тобой. Мне более не о чем просить судьбу.
– Но это должно остаться нашей тайной.
Черты лица генерала заострились, стали жестче.
– Да. Но мне плевать на то, что думает мир, пока ты знаешь, что ты – мой сын.
Тони не помнил, кто сделал первое движение, его отец или он сам, но внезапно они крепко обнялись, как умеют обниматься только мужчины.
– И что мы теперь будем делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, вслух поинтересовался он.
– То, что делали до сих пор, – ответил его отец. – Двигаться вперед, осторожно и не спеша. И теперь, когда мы перешли Рубикон, все будет хорошо.
Гиббоне помог Деборе отвести Софию в уютную уединенную гостиную, в которой они сидели несколькими часами ранее. Он вызвал служанку Софии, пожилую особу, буквально излучавшую ауру спокойствия и надежности. Бросив один-единственный взгляд на побледневшее лицо своей госпожи, она усадила ее на диван и приготовила бренди и ром.
Затем она бросила взгляд на Дебору.
– Может быть, и вы выпьете капельку, миссис Персиваль? Это мое собственное средство для успокоения нервов. Я давно готовилась к тому, что когда-нибудь такой момент непременно настанет. Мы все знали, что рано или поздно, но это случится.
Дебора собралась было ответить отказом, но тут в их разговор вмешалась София:
– Хорошо, Алиса, приготовьте ваше чудодейственное снадобье и для нее. Полагаю, нам обеим не помешает немного подкрепиться. – Словно бы извиняясь, она пояснила: – Я пока даже боюсь предположить, чем закончится сегодняшний вечер.
Алиса протянула Деборе щедро разбавленный медом напиток, который и в самом деле оказался весьма укрепляющим и тонизирующим. Молодая женщина украдкой взглянула на Софию. Лицо матери Тони постепенно обретало нормальный цвет. Однако она по-прежнему выглядела взвинченной и напряженной.
– Благодарю вас, можете быть свободны, – усталым голосом негромко произнесла София.
Слуги с поклоном удалились, закрыв за собой дверь и оставив женщин наедине.
София приподняла бокал с напитком.
– Я редко пью такую смесь. Однако Алиса права, сегодня вечером мне это необходимо.
Дебора отпила глоток. Напиток был крепким, но приятным на вкус.
– Прошу вас, присядьте, – обратилась к ней София, похлопав по дивану рядом с собой.
Бросив быстрый взгляд на дверь, Дебора решила, что у нее нет другого выхода, кроме как остаться в комнате. Она горячо молилась, чтобы Тони не задерживался, поскольку боялась, что вежливость, проявленная к его матери, будет неизбежно истолкована ее возлюбленным как пособничество врагу.
Дебора опустилась на краешек дивана, и София нерешительно произнесла:
– Я должна извиниться перед вами. Не знаю, что сегодня вечером нашло на Ричарда. Вы произвели на него самое благоприятное впечатление. Он искренне считает вас здравомыслящей и рассудительной женщиной. Но за столом он нанес вам оскорбление. – София натянуто улыбнулась. – И это при том, что мы с ним не в том положении, чтобы бросать в кого-либо камни.
Дебора хранила молчание. Генерал всего лишь назвал вещи своими именами. Иногда, чтобы не возгордиться, нужно испытать стыд.
Но Софию явно мучили собственные проблемы. Словно пытаясь убедить себя, она негромко сказала:
– Я правильно сделала, что приехала сюда. Я не ошиблась. Все образуется.
Она осушила бокал и поставила его на приставной столик.
– Расскажите о себе, миссис Персиваль.
Теперь уже Деборе понадобилось укрепляющее средство. Она уставилась в свой бокал с напитком, словно надеясь отыскать там ответы.
– Прошу вас, не стесняйтесь, – продолжала София. – Мы с вами взрослые женщины. Вы ведь любите моего сына. – Это был не вопрос, а утверждение.
– Да. – Дебора страшно смутилась. Голос ее был едва слышен, и вообще столь краткого ответа вряд ли можно было ожидать от «взрослой» женщины.
София, несмотря на снедавшее ее беспокойство, похоже, развеселилась.
– Вы из деревни?
– М – м… да, я родилась в Скалистом крае, неподалеку от Айлэма.
Дебора прикончила свой напиток, но по-прежнему не выпускала бокал из рук, словно он превратился для нее в некий талисман.
