— Работа развернута. Уже заброшено более сорока человек.
— Только?
— Я провожу очень строгий отбор.
— Учтите, Мюллер, в этой операции заинтересован сам Гиммлер. Надеюсь, вы понимаете, как далеко нацелен этот его замысел? Речь идет о спасении наших идеалов даже в случае военной катастрофы.
— Я понимаю это.
— В успехе этого дела и ваша личная судьба. — Мюллер понимающе наклонил голову. — Гиммлер никогда еще не ошибался. Русские завтра станут противниками своих сегодняшних союзников, и мы на этом повороте истории подключимся к новым врагам коммунистов не с голыми руками.
— Как дела во Франции?
— Об этом фронте не думайте. Там война — большая игра. Если будет нужно, мы пропустим их в Германию без единого выстрела. Судя по всему, вам придется перебазироваться дальше на запад. Я случайно прочитал приказ, по которому за эвакуацию отвечаете вы. Это надо поломать. Придумайте мотивы для этого. Как вывезет Зомбах отсюда свою колымагу, должно быть его заботой. Вы перед рейхсминистром отвечаете за сохранность дела «Два икс» и должны заботиться только об этом. Между прочим, эвакуация вам на руку. Оставляйте агентов прямо здесь. Делайте этот посев и при дальнейшем движении на запад.
— Я уже делаю это. Только пока я отсылал их поближе к фронту.
— Отлично! — Хуппенкоттен посмотрел на часы. — Надо пойти проститься с Зомбахом.
У Зомбаха Хуппенкоттен держался почти весело.
— К счастью, полковник, пока еще ничего такого, что давало бы повод считать «Сатурн» коллективом слепцов, а русских — гениальными дезинформаторами, я не обнаружил. Это было бы слишком, не правда ли? — Зомбах не ответил. — Но вы, полковник, должны понять нервозность Берлина.
— Я все понимаю, — двусмысленно заметил Зомбах.
— Тем лучше! — тоже с каким-то особым значением воскликнул Хуппенкоттен. — Каковы последние известия о вашем фронте?
— Русские углубляют прорыв в центре. Полчаса назад я говорил по телефону с генералом фон Тресковом. Он от определенной оценки положения уклонился.
— Старая лиса, — усмехнулся Хуппенкоттен. — Мой вам совет: готовьте эвакуацию «Сатурна».
— К передвижениям мы готовы с первого дня нашего существования, — сухо произнес Зомбах.
— Ну и прекрасно! Разрешите пожелать вам успехов и проститься.
Хуппенкоттен улетел днем 26 июня. А в ночь на 27 июня весь гарнизон «Сатурна» был поднят по тревоге.
Наступление советских войск становилось все более стремительным. Не дальше как в вечерней сводке накануне говорилось, что русские, прорвав немецкую оборону на небольшом участке фронта, сами лезут в «котел». А ночью Зомбаха поднял с постели телефонный звонок из штаба войсковой группы «Центр». Звонил генерал фон Тресков.
— Вам необходимо, — сказал он, — срочно передислоцироваться на запад. Я только что говорил с адмиралом Канарисом. Мы сошлись на том, что вам следует пока перебраться в Минск, предусмотрев, однако, и дальнейшее передвижение с ориентацией на Брест или, еще лучше, Белосток. Решите это сами.
— Что происходит? — громко закричал Зомбах.
— Идет война, полковник, — спокойно ответил генерал. — Прошу простить, меня зовут к другому аппарату. До свидания!
Когда Зомбах еще одевался, позвонил Канарис. Он говорил из ставки.
— Когда вы можете сняться? — спросил он.
— По графику мы должны погрузиться в течение четырех часов.
— Хорошо б вам выехать затемно. Русская авиация очень активна. Возможно, что вы останетесь в Минске. Во всяком случае, там в вашем распоряжении военный городок. Завтра при въезде в Минск вас будет ждать майор Гордон. Действуйте, полковник.
Канарис положил трубку: он, видимо, не хотел или не ждал никаких вопросов.
Зомбах отдал приказ поднять гарнизон по тревоге…
По расписанию общей тревоги Рудин обязан бы явиться к главному зданию и участвовать в погрузке на машины имущества «Сатурна». Когда он прибежал, там уже стояла колонна машин и возле каждой — по четыре солдата, готовых принимать и укладывать груз. Цепочка солдат стояла и на лестнице внутри здания. Во всех кабинетах сотрудники быстро укладывали бумаги в плоские железные ящики, которые, как по конвейеру, двигались по цепочке солдат к выходу, к грузовикам. Рядом с последним ящиком документов того или иного отдела шел начальник этого отдела. Проследив за погрузкой последнего ящика, он подходил к стоявшему у крыльца Мюллеру и рапортовал: «Четвертый отдел погружен». Действовала неистребимая немецкая организованность.
Рудин стоял в самом конце цепочки и передавал ящики уже в руки солдат. Судя по всему, погрузка заканчивалась, а имущество группы «Два икс» еще не выносили. Не было видно и сотрудников группы. Неужели они остаются? Эта мысль буквально обожгла Рудина. Что же это получается? Он сейчас уедет неизвестно куда, а то, ради чего он живет и рискует жизнью все последнее время, останется здесь? Останется и Щукин — без связи и, значит, совершенно бесполезный…
Погрузка закончилась. Из здания выходили сотрудники, направляясь к автобусам, стоявшим впереди колонны. Решение пришло мгновенно. Рудин подошел к Мюллеру.
— Могу я, господин подполковник, проститься со своим коллегой Щукиным?
— Не можете, он занят, — отрезал Мюллер и вдруг удивленно посмотрел на Рудина. — Давно это вы стали с ним друзьями? Я был наслышан совсем о другом…
Рудин не успел ничего сказать, как к нему подбежал майор Гликштейн, отвечавший в эвакуации за десятку сатурновцев, в которую входил и Рудин.
— Я же ищу вас, господин Крамер! — закричал он въедливым бабьим голосом. — Все уже в автобусе! Колонна трогается! Немедленно на свое место!..
Обескураженный Рудин козырнул Мюллеру и побежал к автобусу.
Колонна с имуществом и сотрудниками «Сатурна» двинулась в путь. Машины мчались на большой скорости, не зажигая фар. Очевидно, было решено до рассвета отъехать как можно дальше. Место Рудина в автобусе оказалось на самом заднем сиденье. Он посматривал в боковое стекло и думал еще о своем просчете. Не дальше как вчера он через Бабакина передал Маркову донесение об эвакуационном приказе Зомбаха, но одновременно сообщил, что никаких признаков немедленной эвакуации не заметно и что, по его мнению, при любом темпе ее подготовки в запасе будет не менее двух суток. Он не принял в расчет немецкую организованность, а в результате партизаны, переброшенные к этому шоссе, не знают о выезде «Сатурна», и нападение на колонну может не состояться. А группа «Два икс» осталась там, и всякая связь со Щукиным потеряна. Что можно предпринять? Что?.. За окном бешено мчавшегося автобуса была только темнота, сплошная, спокойная, казавшаяся неподвижной.
Колонна благополучно миновала лесной массив, и вскоре темнота начала медленно рассеиваться. Был сделан десятиминутный привал. Из автобуса, где находился Рудин, никто не вышел, и он, думая о своем, разглядывал ехавших вместе с ним сотрудников во главе с майором Гликштейном. Майор не в счет. Этот суетливый и в то же время удивительно старательный работяга, наверно, вообще никогда ни о чем, кроме своего дела, не думает. Сейчас его работа — возглавить десять сотрудников во время переезда. Вот он и посматривает на всех деловито и успокоенно: ему, по-видимому, приятно, что на остановке из его автобуса никто не вышел… Но все остальные — почему они-то так спокойны? Ведь все они далеко не глупые люди и не могут не задумываться над происходящим. О чем же они сейчас думают?..
