Кашмир долго смотрел на меня изучающим взглядом, после чего опустил сумку на песок, сел рядом с ней и сказал:
– Как прикажете.
Я попыталась улыбнуться:
– В чем дело, Кашмир? Океан, мягкий песок, пальмы… Тебе не хочется переночевать в таком прекрасном месте? Неужели тебе нужен городской комфорт?
Он долго молчал, а затем сунул руку в карман, достал оттуда сложенный лист бумаги и, держа его большим и указательным пальцами, продемонстрировал мне, глядя с укоризной. Сердце мое оборвалось. Я мгновенно выхватила письмо, но выражение лица Кашмира не изменилось.
– Дорогой мистер Харт, – проговорил он, смотря мне в глаза. – У меня очень мало времени, чтобы написать это письмо, а для того, чтобы повидаться с вами, его нет и вовсе. Вместо этого я…
– Кашмир…
– Вместо этого я оставила кое-что для вас в том самом месте, которое во время нашей прогулки вы обещали когда-нибудь показать мне. Мне нечего больше сказать – я могу лишь попросить у вас прощения. Никс.
– Ты ничего не понимаешь! – крикнула я и запихнула письмо к себе в карман.
– Я думал, что все понимаю, когда смотрел, как вы с ним целуетесь.
Я отчаянно покраснела, но не опустила глаза, хотя это было непросто. Наконец, Кашмир отвернулся и вытащил из сумки апельсин. Я почувствовала благодарность к нему за это проявление великодушия.
– Да, мне казалось, что я все понимаю, – произнес он. – Но потом я подумал: а что же такое вы могли для него оставить?
Скрестив руки на груди, я посмотрела на волны, с шипением набегавшие на берег:
– Я не ожидала, что он нарисует карту, которая сработает. Я ему более чем прозрачно намекала на это.
Кашмир хмыкнул:
– И вы на самом деле думали, что он так легко вас отпустит? – Очистив апельсин, он разделил плод пополам. – Умеете вы зацепить человека, ничего не скажешь. Должен признаться, я испытал облегчение, когда, прочитав письмо, понял, что вы не собираетесь встречаться с ним. Но я заметил и то, что вы с ним не попрощались.
– Это подразумевает сам текст письма. Я же ясно дала понять, что у меня нет времени.
– Если капитан решит свои проблемы, дальше вы сможете идти своей дорогой, и у вас впереди будет вся жизнь. – Кашмир протянул мне половину апельсина. Я отрицательно покачала головой, и он съел ее сам. – Я же знаю, вы обдумывали такой вариант.
– Кашмир… – Я помолчала немного, подбирая подходящие слова. Но что я могла сказать человеку, который так хорошо меня знал? Разумеется, только одно – правду. Впрочем, он скорее всего и так уже обо всем догадался. – Кашмир, то, о чем ты говоришь, очень соблазнительно. Теперь я гораздо лучше понимаю стремление отца попасть в определенное место в определенное время. Тем более что это место, где мне предстоит вырасти и стать взрослой. Это жизнь, прожить которую мне предопределено судьбой. Это мои друзья и… моя семья. И, может, я полюбила бы эту жизнь, если бы не узнала другой. Но случилось иначе. Я не хочу оставаться здесь. Мой дом – «Искушение». По крайней мере, на данный момент.
Я накрыла ладонью руку Кашмира. Какое-то время мы оба молчали. Солнце село, оставив на горизонте лишь узкую оранжевую полоску.
– И до каких пор? – наконец спросил он.
– Ты помнишь тот вечер в Нью-Йорке, когда ты подарил мне ожерелье? Помнишь, о чем мы говорили?
– Помню.
– Так вот. Теперь, когда я владею искусством Навигации… Если бы я покинула корабль… Я не говорю, что собираюсь сделать это… Но если бы я его покинула, ты бы последовал за мной?
Кашмир ответил сразу, не раздумывая:
– Вы же знаете, что да.
Я с вздохнула с облегчением и улыбнулась:
– Думаю, мы могли бы обзавестись собственным кораблем.
– Раньше мне никогда не приходилось воровать корабли.
– Ты наворовал достаточно, чтобы мы могли купить корабль, – заметила я, имея в виду целую шкатулку драгоценностей, которые Кашмир подарил мне в последние годы. Прежде я об этих украшениях почти не вспоминала, а теперь подумала, что, возможно, у меня даже не возникнет необходимости использовать карту Карфагена.
– И кто же будет капитаном? – поинтересовался Кашмир.
– Как кто? Я.
– Нет, нет, вы не угадали. Даю вам еще одну попытку.
– Ты слишком рано пытаешься поднять мятеж – у нас пока нет судна.
– Стараюсь заботиться обо всем заранее.
Я радостно улыбнулась Кашмиру, почувствовав прилив сил при мысли о том, что скоро стану свободной.
– Куда бы ты хотел отправиться?
– А мы можем раздобыть карту какого-нибудь идеального места?
– Как этот рай на земле?
– Нет. – Глаза Кашмира загорелись. – Нам нужно местечко получше, такое, где все всегда хорошо и не происходит никаких неприятностей. На сей счет должны быть какие-нибудь мифы.
Я разочарованно ссутулилась.
– Навигация предполагает, Навигатор и изготовитель карты верят в одно и то же. А я не думаю, что в этом мире можно найти человека, который верил бы в существование места, где нет страданий.
– Ясно.
– Знаешь, Слэйт был прав. Это место умирает. Если я буду расти здесь, то увижу это своими глазами, как Блэйк. А мне не хочется.
– А самое главное – тогда вы не встретитесь со мной.
– Разумеется. – Я рассмеялась и выпустила руку Кашмира, хотя в следующий момент пожалела об этом. – Хотя должна признать, это было приятно.
– Что именно? Побывать на Гавайях?
– Пофлиртовать с незнакомым человеком, – пояснила я и смутилась от собственных слов. – Теперь я понимаю, почему тебе это нравится.
– Вы вполне могли бы просто поверить мне на слово, не проверяя мою теорию на практике.
– Это не было пустой тратой времени.
Я увидела, как Кашмир нервно сглотнул, и лицо его слегка исказилось, словно от сдерживаемой боли.
– Не суди меня строго, – сказала я. – Ты, Би, Слэйт, Ротгут – у вас была какая-то жизнь, свои воспоминания. У вас есть свой опыт. – Я подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – Я же не видела ничего, кроме корабля и того, что происходило на нем.
Кашмир достал из сумки еще один апельсин и принялся вертеть его в пальцах.
– Но почему это должен быть кто-то не из экипажа? – неожиданно спросил он.
Я напряглась, понимая, что разговор принимает опасный оборот.
– Видишь ли… когда знаешь, что все рано или поздно закончится, легче начать, – осторожно произнесла я. – Я не хочу всю жизнь тосковать по кому-то или чему-то.
– Понимаю.
– Правда? – Я посмотрела на Кашмира, боясь, что он пытается иронизировать, но его лицо показалось мне совершенно серьезным.
