— Тебе нужна твоя собственная страна, где не будет зимы, где всегда царит весна, и где мы всегда будем молодыми и будем лежать на траве и любить, любить, любить…
Она тоже засмеялась и заметила, что самые несовершенные создания желают жить в совершенном мире.
— Мы сходим с тобой в Мерри-Маунт и потанцуем вокруг майского дерева. Там мы вспомним о доме и, глядя на веселье, тебе, как и мне, захочется уплыть подальше от этого берега, — сказал Бартли.
Ей ужасно захотелось послушать веселый смех, потанцевать с Бартли. Ей так не хватало веселья, не хватало слишком долго.
Она хотела позвать и Аннис, ведь Аннис любила веселье, она уже собралась было сделать это, но тут же раздумала: ни к чему было соблазнять Аннис, которая и без того была довольна новой жизнью, ей удалось спасти свою душу, она уже не отличалась легкомыслием, как прежде. «Неужто она забыла, как бегала на свидания с Джоном в отцовском сарае? — думала Тамар. — Она ничего не сказала, узнав, что молодых девушек и парней порют у позорного столба за то, что она с Джоном делала когда-то».
Бартли и Тамар взяли лодку и поплыли вдоль берега к Мерри-Маунту. День шел на убыль, и жители Мерри-Маунта готовились к развлечению. Индейцы, почти голые, в одних набедренных повязках, стояли и наблюдали, одни с торжественными, серьезными минами, другие улыбаясь, глядя на чудных бледнолицых.
Томас Мортон приветствовал Бартли и Тамар.
— Добро пожаловать, друзья мои, смейтесь и веселитесь вместе с нами. Жизнь дана для того, чтобы наслаждаться ею.
Он знал, что Бартли — капитан корабля, который скоро уплывет, а Тамар — его жена. Разумеется, это не было победой над пуританами, как если бы молодежь пришла поплясать вокруг майского дерева, но все же он был рад любым гостям.
Мортон придумал специальное представление: спеть песню, предназначенную для этого праздника, и станцевать старинный английский танец.
Стемнело, праздник был в разгаре. Зажгли факелы. Индейцы плясали со своими женщинами свои танцы. При свете факелов раскрашенные лица индейцев сияли, их тела лоснились, одни были голые, другие в звериных шкурах, волосы, подстриженные у всех одинаково, и лица натерты маслом, разрисованы алой краской в знак того, что они пришли с миром, а не войной, на шее бусы из ракушек, таких же, как на набедренных повязках.
Отблески света факелов на лицах краснокожих и европейцев делали эту сцену поистине фантастической.
Мортон щедро угощал всех напитками, и индейцы ликовали, предвкушая удовольствие испить «огненной воды» белых людей. Они считали, что эта волшебная вода, обжигающая горло и дурманящая голову, — самое замечательно из того, что привезли бледнолицые.
Индейцы расселись на траве возле майского дерева и ударяли в ладоши. Они были в восторге оттого, что присутствуют на празднике бледнолицых. Они думали, что майское дерево — бог белых людей, такой же, как их добрый бог Китай и злой — Хоббамокко. Они были готовы поклоняться этому странному богу, не забывая и о своих богах, мол, боги есть боги, и к ним следует относиться с уважением, независимо от того, чьи они.
Песнь майского праздника звучала снова и снова:
Нектар послал нам Бог
И лучше придумать не мог.
Забудешь печаль и беду,
Окажешься в райском саду.
Так пей, веселись, веселись, веселись.
И Бартли, и Тамар захватило общее веселье, они кружились в танце вокруг майского дерева. При свете факелов Тамар разглядела нескольких юношей и девушек из Нового Плимута, вид у них был робкий, но в то же время решительный. Им грозило суровое наказание за эти танцы.
Внезапно в кружащейся толпе вспотевших мужчин, женщин и раскрашенных индейцев Тамар заметила Джеймса Милроя. Он следил горящими глазами за тем, как она и Бартли танцевали, обнявшись.
Она засмеялась, ощущая восхитительное чувство свободы. Ей пришло в голову, что Джеймс Милрой желал ее так же, как Хьюмилити Браун. Она вдруг поняла, что способна навсегда забыть о смерти своего мужа. Ведь эти праведные мужи, считающие себя превыше остальных, кого они презирали, на самом деле едва ли отличались от них. Эта мысль принесла ей облегчение, и она, усмехнувшись, спросила себя: «Любопытно знать, брат Милрой пришел сюда поглазеть на танцующих или шпионить? Во всяком случае, он пришел сюда ради собственного удовольствия, как и остальные. Чем же тогда он отличается от нас?»
От запаха потных тел и спиртного она почувствовала легкую тошноту. Зелье было в самом деле крепкое.
— Давай отдохнем в прохладном лесу. Я разгорячилась и устала от шума и песен. Повеселилась вволю и хочу отдохнуть.
Бартли не возражал, и они пошли в лес, он расстелил на траве плащ, и они легли на него.
В лесу было так приятно: здесь царила тишина, раздавались лишь птичьи голоса, жужжали насекомые и в подлеске шелестела листва, видно, шевелилась мускусная крыса или бобер. Изредка доносился чей-то шепот, видно, в лесу были они не одни — другие влюбленные пары, которым надоело веселье, тоже укрылись в прохладном лесу.
Время от времени в лесную темень долетали взрывы смеха и слова песни:
Коль парень сильно загрустил,
Пусть выпьет кружечку вина.
Быстрее заструится кровь,
И станет он весел вновь.
Так пей, веселись, веселись, веселись…
Тамар подумала, что церковные старосты были правы, сравнивая танцующих в Мерри-Маунте с детьми Израиля, плясавшими вокруг Золотого тельца. Но людям надобно иногда смеяться и веселиться. Жизнь не должна быть постоянно скучной и бесцветной. И если хозяин Мерри-Маунта, как говорили пуритане, поклоняется вину и богатству, то не воздвигли ли они сами золотого тельца в виде гордости, фанатизма, нетерпимости?
Почему именно сейчас ей пришла в голову эта мысль? Она и сама не знала. Бартли был рядом с ней. Они были одни в лесу, или почти одни.
Майский праздник был пиком веселья, после него потекла жизнь размеренная, бесцветная. После этого праздника наказанию подверглось большее количество людей, чем за все время со дня прибытия «Либерти». Тамар стала более отчетливо видеть, что творится вокруг. Она заметила, что суровые пуритане и их жены с поджатыми губами стали посещать свои сходки с еще большим рвением. Подвергавшиеся наказанию грешники, как и было положено, рассказывали подробности своих прегрешений, после чего сочетались законным браком.
Тамар веселилась на празднике в Мерри-Маунте, но она была с мужем, и сэр Бартли не являлся членом общины. Пуритане не одобряли ее замужества и смотрели на нее с подозрением, но она была на попечении мужа и о ее наказании речи не заводили.
Выяснилось, что два человека в сеттльменте были квакеры. Их привязали к повозке, высекли и выгнали из Нового Плимута, предупредив, что если они осмелятся вернуться, их повесят.
