Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
– И ничего нельзя сделать? – спросил я наконец, но лишь для того, чтобы сказать что-нибудь.
– Отчего же? Можно начать «лепить» самим… Пойдем-ка со мной!
Мы снова пересекли двор, обогнули угол бани и оказались позади хлева. Отодвинув одну из досок под самой его крышей, Яков показал мне тайник – сухую, выложенную сеном и бумагой нишу, в которой все эти годы хранились чудесные Карты навигации и которая теперь была пуста.
– Отсюда вор забрал то, чем так жаждет обладать Райхель. Открывается достаточно просто – нужно лишь вставить палец в маленькую выемку справа и поддеть доску. Он так и поступил, – видишь, ничего не сломано!
– Но как он догадался?
– Кто его знает…
Мне стало обидно за собственную нерасторопность: если бы я тогда, ночью, не убедил себя, что скрип шагов мне померещился, и заглянул бы за стайки, то схватил бы вора и драгоценные Карты были бы сейчас на месте! Яков просто очень добрый человек, потому и не упрекает меня в бестолковости…
– Но хоть как-нибудь можем мы еще предотвратить… отрицательные последствия? – выдавил я из себя, кипя лютой ненавистью к ворам и их вожаку-профессору.
– Это-то я как раз сейчас и сделал, – вновь непонятно ответил Яков и добавил уже более доходчиво:
– Иди-ка ты спать, мил человек. Утро, как говорят, укажет дорогу.
Утром, плотно позавтракав, Яков вдруг объявил о срочном своем отъезде в одну из соседних деревень, где у него неожиданно появились дела. Он не мог сказать точно, сколько времени пробудет в отлучке, а посему отданные им распоряжения остающейся за хозяйку товарке Алеянц были весьма объемными. Угрюмов был крестьянином-единоличником, всеобщая принудительная коллективизации еще не коснулась его, а значит и не отняла лошаденку, которая и должна была увезти его с Кирой Прокловной. Уже забравшись в сани, пришедшие на смену телеге, он бросил мне через плечо:
«Помни, парень, что я сказал тебе: постоялец Зинаиды не знает, что Карты украдены, и наверняка появится здесь. Так что будь настороже!»
Я степенно кивнул в ответ, приготовившись на правах хозяина дать отпор любому агрессору.
Целый день Аглая вела себя как обычно: деловито сновала по избе, выходила за чем-то в клеть, поставила под самый нос Дыму огромную чашку с какой-то бурдой, которую тот в одно мгновение сожрал, и даже видом не показывала, что помнит наше с ней вчерашнее романтическое настроение. Наблюдая это, я как-то тоже стушевался и потерял прежнюю уверенность; мне начало казаться, что, вздумай я приблизиться к ней, как встречу самое решительное «нет» из когда-либо слышанных мною.
Итак, я управился в стайках и пригоне, походил с озабоченным видом вокруг дома, якобы выискивая себе заделье, а потом, переодевшись во что-то поприличней ватных штанов и пропахшей дымом и навозом фуфайки, сел у окна с аглайкиной книжицей, которую она давеча так увлеченно читала. Надо же – «Нравственный идеал коммунистов»! Вот это да! Я, конечно, и не думал, что девка зачитывается любовным романом, обещающим ей страсть и лишающее сознания счастье в жарких объятьях принца, но «Нравственный идеал»!
Тем не менее, немного зная теперь приемную дочь Угрюмовых, я не мог себе представить, что она искренне увлечена текстами Бебеля и Розы Люксембург, да выдержками из энгельсовского «Анти-Дюринга». Это было бы слишком даже для такой необузданной натуры. Аглая, пусть и взросшая в проклятое время, все же производила впечатление настоящей женщины, а не похожей на топор в штанах кухарки, стремящейся во что бы то ни стало управлять государством.
Немного полистав коммунистический шедевр, я убедился в своей правоте – некоторые страницы оставались склеенными между собой и, соответственно, нечитанными и подтверждали мою догадку, что подруга-Алеянц просто-напросто пудрила мне мозги, изображая передо мной давеча увлеченную читательницу. На самом деле она, видимо, просто не пожелала оставить меня одного в болезни и не нашла иного способа это сделать. Такая мысль несказанно польстила мне, и я, взглянув на толкущуюся в бабьем куте Аглаю, почувствовал вдруг, что готов к атаке. Я весь подобрался, как тигр перед прыжком, и кровь застучала у меня в висках, как и всегда в подобных ситуациях. Но змея, которой товарка Алеянц, безусловно, являлась, почувствовала это и, не оборачиваясь, бросила:
– У меня руки в муке. Подожди минут десять.
Я человек не вредный. Я подождал.
За окном опять смеркалось. Зимний день – что он есть, что его нет: не успеет солнце выползти из-за горизонта и немного оживить тусклую черно-белую природу, как уже, покраснев от неловкости за свое поведение, ныряет за кромку тайги на западе, – словно в прятки играет. Замычит где-то в хлеву корова, надсадно кукарекнет чей-то охрипший петух, и наступит настоящая, таежная тишина, нарушаемая лишь всхлипами да протяжными жалобами заблудившегося в деревенских подворотнях ветра. В печке уютно трещат исходящие смолой сосновые поленья, со стола только что убрали, и не хочется не только ходить, но даже и шевелиться – так тепло и хорошо здесь.
Яков с Кирой Прокловной отсутствовали вот уже четвертые сутки, чему мы с Аглаей были чрезвычайно рады, ибо нашей идиллии ничего не мешало. Подробное описание происходящего между нами читатель может найти на страницах пошлых женских романов, ставших столь популярными в определенных кругах в конце двадцатого века, я же ограничусь признанием, что ни до, ни после этого мне не доводилось переживать ничего подобного, и дни эти, пожалуй, были самыми эмоциональными в моей жизни. Быть может, это и именуется счастьем во всех тех пошлых романах?
Внезапно ленивое течение моих сытых мыслей было прервано хриплым лаем и рычанием волка Дыма во дворе. Я приподнялся на локте, разбудив тем самым задремавшую на моем плече товарку Алеянц, и прислушался. Вне всяких сомнений – во дворе что-то происходило. Ни разу до этого я не слышал, чтобы старый Дым волновался по пустякам, а уж тем более – проявлял агрессию. Медлить было нельзя, и я, вскочив и на бегу цепляя на себя что попало, бросился в сени, а оттуда – наружу.
Желтая пятнистая луна освещала бегущую по направлению к тайге человеческую фигуру. Лишь только усадьба старой Зинаиды – вдовы Гудика находилась между нашим домом и темной хордой леса, и беглец, очевидно, направлялся именно туда. Он часто спотыкался, увязая ногами в рыхлом снегу, и даже однажды упал, однако тут же поднялся и продолжил бежать.
Бежал он как-то неправильно – скособочено и постоянно пригибаясь, словно одна его нога была намного короче другой. Присмотревшись, я увидел, что правую руку он прижимает к боку, и каждый шаг дается ему с огромным трудом. Было очевидно, что бегущий ранен и страдает от боли, а вперед его гонит животный страх. И было отчего: по пятам за ним гнался огромный волк – наш старый Дым, не простивший беглецу внедрения на его территорию. Мне трудно было представить, что Дым сам по себе выскочил на улицу деревни и атаковал ни в чем не повинного прохожего, а значит – налицо провалившаяся попытка чужака причинить вред нашему хозяйству. Подтверждением моей догадки служило то, что весь двор, от пригона до крыльца, был испещрен следами борьбы – перемешанный с землей снег и глубокие, прорезанные в образовавшейся слякоти борозды не давали усомниться в этом. Кое-где виднелись и бурые, похожие на кровь, пятна. Но человеку, атакованному волком, каким-то чудом удалось все же вырваться из власти зверя и пуститься бежать, хотя раны, полученные им, наверняка были серьезными.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
