Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
— Что? Ты в самом деле думаешь, что то была обычная ночь? — удивленно спросил Эрвин, и я обернулась. — Или… ты просто не знала?
— Не знала о чем?
— Я родился той ночью, — улыбнулся он. — Точно такой же темной ночью, в лютую бурю, я появился на свет. Нет, ты в самом деле не знала?
— Нет… — медленно выговорила я. — Если ты и говорил, когда именно родился, я не запомнила, а может, не сообразила в ту минуту. Просто… погас маяк, и я поняла, что, если не позову тебя, ты потеряешься в этой страшной темноте и, скорее всего, навечно.
— А сегодня… — Эрвин замер на мгновение, потом встряхнул головой. — Я не знаю, что мы станем делать. Но знаю зато, чего мы не можем допустить!
— Маяк не должен погаснуть, — кивнула я. — Едем скорее, пока до него еще можно добраться!
Мы едва успели: если бы я не была в состоянии придержать волны, чтобы нас не смыло, подняться на маяк мы бы не смогли. Стоило мне дать волю стихии, как маяк захлестнуло до середины!
От ударов стихии он содрогался, я чувствовала это, когда поднималась по узкой лестнице на самый верх. Но он был выстроен на совесть и пережил не одну бурю, так что бояться было нечего.
— Господин Эрвин? — поразился смотритель, старый Юрген. — Неужто решили сами досмотреть? Я больше так не оплошаю, слово даю! У меня тут и фонарь запасной имеется, и топлива хватит, в тот-то раз все одно к одному сошлось…
— Я тебе верю, — оборвал мой муж. Я тоже помнила сбивчивые объяснения старика: он и сам не понимал, почему вдруг погас огонь, почему вымокло все топливо, отчего он никак не мог зажечь хотя бы обычную лампу, куда подевались бутыль с маслом и фитили. — Просто делай свое дело, а мы займемся своим.
— Так вы, может, внутрь зайдете, в мою комнатушку? — боязливо спросил тот. — Там и сухо, и не дует…
— Ничего, нам нужно быть наверху, — сказала я. — Только дай веревку покрепче — привязаться, чтобы не снесло ветром!
— Да, падать отсюда высоко, — серьезно подтвердил Эрвин и искоса взглянул на меня. — Тебя-то, может, волны подхватят, а я вот вряд ли взлечу.
— И слава Создателю, — не менее серьезно ответила я, затягивая веревку на талии. — Дай, привяжу тебя. Ты таких узлов не знаешь.
— Берта научила? Если она, то знаю.
— Не Берта, — улыбнулась я. — Под водой другие умельцы…
Очередная волна ударила о маяк, и мне почудились в пенном гребне знакомые очертания… Нет, нет, это воображение шалит, не могла я увидеть маму — я ведь ее почти не помню! А мало ли русалок похожи силуэтом…
За нашими спинами пылал огонь, но далеко ли его видно сквозь кромешную тьму? Полночь была еще не скоро, но и теперь уже кругом сделалось черным-черно, и море перемешалось с небом, как сказала старая Берта, только гребни волн белели в темноте.
Не приведи Создатель человеку оказаться в открытом море в такой шторм!
— Что делать, Марлин? — спросил Эрвин, крепко державший меня за пояс, то ли чтобы меня не сдуло, то ли чтобы самого не унесло. Хоть мы и привязались крепко-накрепко, но все равно жутко было ощущать себя на немыслимой высоте, над острыми скалами, среди бушующей стихии! — Я чувствую, что должен быть здесь, должен сторожить огонь на маяке, но есть что-то еще, и этого я понять не могу…
— Попробуй позвать братьев! — ответила я. Приходилось почти кричать, чтобы он мог разобрать мои слова, у людей слух не настолько тонок, как у русалок. — Хотя бы кого-то!
— Но как?!
Я жестом попросила его помолчать, и Эрвин сильнее притиснул меня к себе.
В лицо мне летела морская пена, но холодно не было. В том ледяном мире и впрямь можно было замерзнуть, а здешние волны были еще по-летнему теплыми…
— Я позову их для тебя, — сказала я наконец. — Но я уже говорила, что почти не знаю их! Ты рассказывал мне кое-что, но этого мало, Эрвин… Ты должен вспомнить что-то оставшееся в твоем сердце, связанное с ними, что-то не дающее забыть их, связывающее вас… То, ради чего ты готов броситься за ними в эти волны!
— И как рассказать об этом?
— Никак. Просто вспоминай, — ответила я по наитию, — закрой глаза, не думай о том, что творится кругом, просто вспоминай! Обними меня крепче и не отпускай… Не знаю, что случится, если случится вообще, но не отпускай, пока я не скажу!
Эрвин молча кивнул и сильнее сжал руки, а я откинула голову на его плечо и тоже прикрыла глаза. Я не хотела спрашивать, о ком из братьев он станет вспоминать. Если у меня что-то получится, это не будет иметь никакого значения, а если нет — так и тем более…
Распев — дело небыстрое. Я знала, что ощущает сейчас Эрвин — он будто бы держал в руках сильно вибрирующую струну, только не слышал ни звука, но, возможно, чувствовал перемену тона — выше или ниже. Я же постаралась раствориться в нем — в его воспоминаниях, как подсказывал мне инстинкт. Меня никто не учил подобному, даже ведьма, но, может, это имеется в крови у всех русалок, только не каждая пытается воспользоваться врожденным знанием? А может, его и вовсе не существует, а я просто выдумываю?
Под закрытыми веками вдруг посветлело, и я уж подумала, что разразилась гроза, но нет… Это был яркий солнечный свет, теплый, летний!
Вспышка — и я вижу маленького мальчика: он бредет куда-то по усыпанной цветным гравием дорожке и горько плачет, не утирая слез. Так плачут не от простой обиды, я видела человеческих детей…
«Ты что? — спрашивает вдруг второй мальчик, заметно старше. — Кто тебя обидел?»
«Никто… — сквозь рыдания отвечает первый. — Он сказал, это я виноват, что мама умерла… Все так говорят! Даже папа!»
«Знаешь, и мне говорят так же, — вздыхает второй. — Не плачь. Думаешь, наши мамы обрадуются, если увидят нас в слезах? Да не реви же ты… Помнишь, третьего дня мы видели лебединый клин?»
«Помню…»
«Старик говорит, Создатель иногда отпускает хороших людей, чтобы они могли посмотреть на своих родных, — заговорщицким шепотом говорит старший мальчик, вытирая зареванную физиономию младшему. — Тогда они притворяются птицами и глядят на нас с высоты. Так что, когда в другой раз увидишь лебедей, помаши им — кто знает, вдруг твоя мама летит с ними и видит тебя? А теперь идем. И не слушай Мартина!»
«Откуда ты знаешь, что это был Мартин?» — поражается мальчик.
«Оттуда, что Михаэль когда-то говорил мне то же самое, — невесело усмехается первый. — Потом он вырос и попросил прощения. Потерпи…»
Они пропали во вспышке солнечного света, а я поняла: это же Эрвин и Герхард! Только спросить ни о чем не успела, картинка перед глазами сменилась.
«Держи, — говорит рослый черноволосый подросток, сунув что-то другому мальчику, еще ребенку. — Ты ее даже не помнишь. Тебе хуже. А на парадных портретах совсем не она».
Он уходит быстрым шагом, а мальчик смотрит на ту вещь, что ему досталась. Это маленький медальон с портретом — с него смотрит милая женщина с каштановыми волосами. Медальон очень потертый, видно, его годами носили при себе…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
