Демельза взяла обломок расчески, подошла к квадратному зеркалу, которое нашла в библиотеке, и начала причесывать волосы.
2
Это платье она обнаружила на дне второго железного сундука, и с того самого момента оно манило ее, как райское яблоко Еву. Из бледно-голубого атласа, корсаж с глубоким квадратным декольте, а юбка позади вздымалась, словно кочан капусты. Демельза решила, что перед ней вечерний наряд, но на самом деле это было одно из платьев, в которых Грейс Полдарк выходила к обеду. Ростом они были примерно одинаковые, а в остальном Демельза успела подогнать платье под свою фигуру, девушка занималась этим в дождливые дни. Всякий раз, примеряя наряд, она, хоть и знала, что в таком виде ее никто никогда не увидит, неизменно дрожала от волнения…
Демельза попыталась разглядеть в полумраке свое отражение. Волосы она расчесала на прямой пробор, убрала за уши и, собрав в узел, заколола на макушке. В любой другой день она сочла бы себя красавицей и принялась бы с важным видом расхаживать по комнате, прислушиваясь к шороху платья. Но сейчас Демельза смотрела в зеркало и сомневалась в том, что хорошо выглядит, снова смотрела и снова сомневалась. У нее не имелось пудры (у настоящей леди всегда есть пудра), не было ни румян, ни духов. Демельза покусала губы, чтобы они стали чуточку ярче. И еще этот корсаж. У матери Росса, наверное, была совершенно другая фигура. Или она накидывала на плечи муслиновую шаль. Демельза не сомневалась: если бы ее сейчас увидела вдова Чегвидден, она бы открыла свой маленький тонкогубый ротик и завопила: «Вавилонская блудница!»
Демельза напряглась. Пора. Обратного пути не было.
Непослушными от волнения руками она несколько раз ударила кремнем о кресало и наконец смогла высечь искру. Отсветы пламени заиграли на голубом атласе, и цвет сразу стал более насыщенным. Демельза прошелестела к двери и медленно со свечой в руке спустилась по лестнице.
У двери в гостиную она остановилась, у нее перехватило дыхание, она облизнула губы и вошла.
Росс уже закончил ужинать и теперь сидел в полумраке напротив остывшей каминной решетки. Руки в карманах, голова опущена на грудь. Когда Демельза вошла, он только чуть шевельнулся, но головы не поднял.
– Я пришла зажечь свечи, – сказала она изменившимся от волнения голосом, но Росс этого не заметил.
Демельза медленно, сознавая, как громко шуршит ее платье, подошла к двум подсвечникам и зажгла свечи. С каждой зажженной свечей в комнате становилось чуть светлее, а прямоугольники окон делались чуть темнее. Небо над холмом окрасилось в холодный голубой цвет, яркий и чистый, как лед на замерзшем пруду.
Росс снова пошевелился и немного приподнялся в кресле.
– Ты слышала, Картеру присудили два года тюрьмы.
Демельза даже вздрогнула, настолько неожиданно прозвучал его голос.
Она зажгла последнюю свечу.
– Да.
– Вряд ли парень дотянет до конца срока.
– Вы сделали все, что могли.
– Сомневаюсь.
Он говорил так, словно размышлял вслух.
Демельза начала зашторивать окна.
– Но что еще вы могли для него сделать?
– Плохой из меня защитник, – сказал Росс. – Все думаю, как бы не уронить свое достоинство. Гордый дурак, Демельза, всегда проиграет льстивому подлецу. В наши дни правят бал подобострастие и раболепие. А я, вместо того чтобы подольстится к судьям, стал их поучать. Хороший урок на будущее. Вот только Джим может заплатить за него собственной жизнью.
Демельза задернула последнее окно. Потревоженный мотылек быстро-быстро забил крылышками по шторе из зеленого дамаста.
– Никто бы не сделал того, что сделали для Джима вы, – возразила Демельза. – Ни один сквайр. Не ваша вина, что Джимми пошел браконьерствовать и его поймали.
Росс усмехнулся:
– Честно говоря, я не думаю, что мое вмешательство как-то повлияло на ситуацию. Но для Джима это не имеет никакого…
Он осекся. Пристально посмотрел на Демельзу.
Вот сейчас все и должно было решиться.
– Я не принесла больше свечей, – пересилив страх, сказала Демельза. – У нас мало осталось, а вы говорили, что привезете сегодня еще.
– Ты снова пила?
– Я ни капли в рот не брала, после того как вы запретили, – чуть не закричав от отчаяния, произнесла Демельза.
– Где ты взяла это платье?
Заготовленная ложь вылетела из головы.
– В библиотеке…
– Значит, теперь ты решила, что тебе можно носить платья моей матери?
– Вы не говорили, что нельзя. Вы запретили мне пить, и я с тех пор ни капли в рот не брала. Вы никогда не говорили, что нельзя трогать одежду!
– Теперь говорю. Иди и сними.
Хуже и быть не могло. Но человек, погрузившись в пучины страха и отчаяния, часто обретает новые силы. Демельза шагнула ближе, к свечам. Теперь ее всю заливал мягкий желтый свет.
– Оно вам не нравится?
Росс снова посмотрел на нее.
– Я уже сказал тебе, что об этом думаю.
Девушка подошла к краю стола. Мотылек пролетел мимо свечей, а потом и мимо Демельзы и отчаянно застучал крылышками по дверце стоящего возле стены буфета.
– Можно, я… посижу с вами немного?
Поразительная перемена. Зачесанные наверх волосы открыли юное девичье лицо, подчеркнули чистоту и плавность его линий. Росс почувствовал себя словно бы человек, который пригрел дома тигренка, не представляя, что из него вырастет. Чертенок не желал повиноваться своему хозяину. Росс готов был рассмеяться, да вот только ситуация была совсем не смешной. Он и сам не понимал, почему ему не до смеха.
– Ты пришла в этот дом как служанка и всегда хорошо справлялась со своими обязанностями, – отстраненным голосом произнес Росс. – И поэтому тебе была дана определенная свобода. Но носить эти вещи тебе никто не позволял.
Край кресла, на котором сидел Росс, оставался пустым, и Демельза, набравшись смелости, присела рядом с ним.
– Пожалуйста, Росс, позвольте мне остаться. Никто никогда об этом не узнает. Прошу вас, пожалуйста… – чуть не захлебываясь от волнения, зашептала Демельза. – Кому от этого плохо? Я ведь уже много вечеров с вами тут сидела. Я не думала, что надевать эти платья – плохо. Они же сгниют в том ящике. Жалко, если пропадет такая красота. Я думала, вам понравится. Если я останусь с вами, пока вы не пойдете спать…
– Немедленно отправляйся в постель, и забудем об этом, – сказал Росс.
– Мне уже семнадцать, – гордо заявила Демельза. – Исполнилось несколько недель тому назад. Вы всегда будете обращаться со мной как с ребенком? Я больше не ребенок! Я – женщина. Разве я не могу идти спать, когда захочу?
– Ты не можешь вести себя так, как тебе вздумается.
