Пончик перестал жевать кукурузные хлопья ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы переварить услышанное. Что ж, я был рад и этому.
Пропустив чек из «Дейли телеграм», я поднял с земли шкатулку с таинственными сокровищами, и Мэдисон едва не свалилась с моих коленей от возбуждения.
— В этой шкатулке секрет для меня и Пончика… Мы узнаем его, когда подрастем, — сообщила она своим маленьким друзьям.
Я поцеловал ее в затылок. «Осталось совсем немного», — подумал я и сказал:
— Правильно. И помните, что я вам говорил: неважно, чем вы занимаетесь или кем станете… Деда уже гордится вами, и так будет всегда.
Мэдисон кивнула и поцеловала меня в щеку.
* * *
На первый взгляд это был типичный пикник на заднем дворе, ничем не отличающийся от тех, что каждым летом устраивают множество людей. На самом деле отличие ощущалось во всем.
Пока детвора жарила пастилу из воздушного риса и смеялась собственным глупым историям, я плыл по волнам боли и смеялся вместе с ними. Я помню негромкий гул уличных фонарей, обеспечивающих шумовое сопровождение звонкой дуэли сверчков. Языки пламени костра отражались в восторженных глазах внуков, согревая мне сердце. Я чувствовал вес Мэдисон, прильнувшей к моей груди, и тепло ее дыхания, ласкавшее мне щеку. Во всем этом ощущалось какое-то необыкновенное умиротворение, словно мне на мгновение приоткрылся рай, напоминая о том, что бояться нечего. Я смотрел, как Пончик роется в груде вещей в поисках часов, которые никогда не шли, и в темной палатке отчаянно мечется луч его фонаря. И, наверное, древний инстинкт самосохранения заставлял детей держаться поближе друг к другу.
Когда сумерки сгустились, а ветер стих окончательно, Мэдисон вдруг попросила:
— Деда, расскажи нам, пожалуйста, ту страшную историю, о которой говорит мама, о Печени и Луковом человеке.
— Нет, не расскажу. Твоему брату будет страшно, — отказался я, вспоминая свою ошибку с «Голубым дьяволом».
Почувствовав прикосновение ладошки Мэдисон к своей руке, я опустил взгляд.
— Пожалуйста, деда, — взмолилась она, — расскажи нам о Луковом человеке и Печени, ладно?
Я вспомнил о жутковатых побасенках собственного деда. Они пугали до смерти, но все равно нравились мне. «Какого черта? — подумал я. — Зато они лишний раз вспомнят обо мне».
— Все хотят услышать ее? — спросил я.
— Да! — хором завопили они.
— Ладно, — согласился я. Сейчас или никогда. — Пожалуй, мне было столько же, сколько вам сейчас, когда я выпрыгнул из своей кровати и со всех ног помчался в спальню родителей. Мне показалось, что в окно ко мне заглядывает какой-то психопат. У него были темно-карие глаза, правый вдобавок не мигал. А еще от него пахло луком, причем так сильно, что из глаз у меня потекли слезы. Он походил на человека, который работал на цыганской ярмарке, что устраивали у нас каждое лето. Чем дольше я думал об этом, тем больше он казался мне похожим на всех тех страшных людей, которых я когда-либо видел. Даже отец говорил, что чудовища существуют, и то, что они не прячутся под кроватью, вовсе не означает, что их нет среди нас. Собственно, он говорил, что даже встречал многих из них… и голодного людоеда, в том числе. Когда я в первый раз увидел этого психопата, заглядывающего в окно, то подумал, что мне снится страшный сон. Но кошмар оказался самой настоящей реальностью. Я разбудил родителей. Мама мне не поверила, но отец сразу же вскочил, обошел весь дом и даже вышел наружу. Он никого не обнаружил и велел мне идти спать. В ту ночь я долго лежал без сна… потому что боялся заснуть.
Я вгляделся в лица детей. Они не сводили с меня глаз, ожидая продолжения.
— И вдруг раздался стук в стену моей спальни — три громких удара, словно кто-то постучал молотком. Я сел на постели и приготовился к худшему. Через несколько секунд раздалось еще три удара. Я буквально оцепенел. Хотя мне хотелось стремглав выбежать из комнаты, я не мог пошевелиться. Понимаете, какая штука: спальня моя находилась на втором этаже, а стук доносился снаружи. Я накрылся одеялом с головой и в страхе… заснул. Проснувшись утром, я обнаружил, что по потолку моей спальни бегает целая армия толстых черных пауков. Их было несколько дюжин, таких здоровенных я еще в жизни не видел. Я снова заорал во все горло. На этот раз уже отец прибежал ко мне и начал давить их старыми шлепанцами, требуя, чтобы я успокоился, но я не мог. Он сказал, что на улице холодно, вот они и залезли погреться. «Или же удрали от чего-то, что их напугало», — подумал я. Как сообщили местные репортеры, в ту ночь неподалеку от нас было совершено жуткое преступление: в Тонтон-ривер был обнаружен труп, плавающий вниз лицом. Власти заявили, что расследование идет полным ходом. Я случайно подслушал, как отец говорил об этом в кухне. Он сказал, что слышал, будто у трупа отсутствовали оба глаза и печень и что речные рыбы тут ни при чем. Я бросился к отцу и принялся уверять его, что во всем наверняка виноват человек, что заглядывал в окно моей спальни. Но он только посмеялся.
Детвора слушала как завороженная.
— Прошло две недели, и за это время психопат ни разу не заглянул в мое окно. Кажется, то была суббота… Мы с отцом пошли на ярмарку, и я как раз катался на карусели, когда, подняв голову, увидел, что он смотрит прямо на меня. Я не сразу узнал его, но потом убедился, что это он, только глаза у этого человека были голубыми. А потом я уловил… запах лука. Это был он! Я попробовал закричать и предупредить остальных, но у меня ничего не получилось, язык будто присох к гортани. А психопат с ласковой улыбкой поднялся на карусель и медленно направился в мою сторону…
Дети плотнее придвинулись друг к другу.
— Я безуспешно пытался закричать, а он приближался ко мне… и улыбался. Меня парализовал страх. И вдруг кто-то вскочил на карусель рядом, отчего у меня едва не остановилось сердце. Это оказался отец, который вздумал подшутить надо мной. Когда я наконец пришел в себя и осмотрелся, психопата нигде не было видно. Он исчез. Ко мне вернулся дар речи, и я рассказал о случившемся отцу. Тот обежал всю ярмарку, но так и не смог его найти. Той же ночью, в трех милях от нашего дома, в канаве нашли мертвым молодого человека. Его тело было изъедено кислотой, глаза и печень отсутствовали. Власти связали эти два убийства и обратились к населению с предупреждением: в округе орудует маньяк-убийца! На следующую ночь я опустил жалюзи на окне спальни и укрылся одеялом до подбородка. Я готов был поклясться, что чувствую на себе взгляд его глаз, и задавался вопросом, какого цвета они сегодня. Мне стало страшно, и я на цыпочках пробрался в спальню родителей, где и заснул на полу. Двумя днями позже было обнаружено изуродованное тело девушки, глаза и печень у нее были вырезаны.
Я сделал долгую паузу и покачал головой — словно воспоминания эти были вполне реальными и до сих пор не давали мне покоя. Дети, затаив дыхание, ожидали окончания рассказа.
— Когда отец в тот вечер вернулся с работы, то окликнул мать, спрашивая, уж не готовит ли она печенку с луком. Мать ответила, что нет, не готовит, хотя и знает, что отец ее любит, но сама она терпеть не может этот запах. А он ответил, что все это очень странно, поскольку, дескать, ему показалось, будто, войдя в дом, он уловил запах лука. Клянусь, я попытался крикнуть, но не смог. Объятый страхом, я застыл на месте в ожидании. Я крепко зажмурился, и глаза у меня защипало от слез. Я слишком любил отца, чтобы смотреть, как…
