Книга Красные пинкертоны - Вячеслав Белоусов

Что ж лукавить? Догадывался Арёл, зачем его пригласил краевой прокурор Берздин. Конечно, Глазкин, сукин сын, зам его, во всём замешан. Других серьёзных прорех не имелось, а попусту вызывать не станут, не ближний свет. Ломал теперь голову, корил себя губернский прокурор — до главного так и не добрался. Вот его ошибка!..

С малого началось, он в той малости большой беды не учуял.

От доброжелателя, чтоб ни дна ему ни покрышки, кляуза пришла на Глазкина, дескать, грязными делишками чрезмерно увлечён, нэпманов поборами обложил, тех, кто рыбой промышляет. Сигнал губпрокурор лично проверил, как-никак зам — правая рука и ужаснулся, — подтверждались факты! Обуяла злость — это у него-то за спиной? И ведь с чистыми глазками всегда за справедливость радел, подлец, с трибун взяточников клеймил так, что самого пот прошибал!

Гнать его собрался, а то и под суд отдать, но не успел Берздину доложиться, позвонил ответственный секретарь губкома Странников, завёл разговор издалека о международном положении, о происках врагов, о злобных провокационных доносах троцкистов упомянул и прочих совсем уже непонятных адептов буржуазии… Одним словом, послушал губпрокурор совета Странникова, дополнительные материалы собрать попытался, но нового — ничего! Да и прежние свидетели отказываться начали от своих же слов; оказывается, нездешние они, новички в рыбном промысле, бес попутал напраслину навести да и он не так, мол, их понял при первых опросах. Пока возился с ними, зам укатил в столицу. Не отпустил бы его, но позвонил опять ответственный секретарь, а уж обратно Глазкин примчался черней ночи — невеста погибла при невыясненных обстоятельствах! Как зам объяснил: то ли убита злодейски, то ли несчастный случай, ему самому доподлинно неизвестно, пришлось снова его отпускать, теперь уже в Саратов… Так и пропадал, субчик, почти недели две, а возвратился — из-за весеннего паводка чехарда несусветная захлестнула, тот же Странников Глазкина к штабу по наводнению прикрепил по партийной линии, сам штаб и возглавил. Попробуй возрази, когда в губкоме и в губисполкоме стихией грозят: тут тебе и паникёры одолевают, и спекулянты мором пугают народ, и мародёры появились в затопленных дальних сёлах, беспорядок и непослушание… Не обойтись без прокурора в чрезвычайной тройке, созданной губернским начальством! Не самому же Арлу в лодку прыгать, всё побросав, да в плавание отправляться, он и плавать-то сроду не умел.

Понятное дело, заниматься прошлыми делишками Глазкина времени не хватало. Но докопаться всё же хотелось, хотя притормозила его новость, которой поделился с ним верный друг Распятов. При встрече в губкоме будто бы невзначай завёл к себе в кабинет, чаем угостил и поинтересовался, чем не угодил ему Глазкин, не пора ли перестать выискивать недостатки в его работе? Глазкин, мол, профессионал с опытом, в политической ситуации ориентирован верно, симпатизирует ему и ответственный секретарь губкома. Смекнув, что бог по идеологии не станет зазря беспокоиться такими тонкими вопросами, Арёл смолчал, пожав плечами, обычное, мол, дело, не больше чем к другим требования, однако Распятов дал понять, что Странникову не нравится его предвзятость к Глазкину. Тот и без того пострадал, невесты лишился, теперь на службе чинят неприятности. Так прямо и заявил — «чинят». Арёл пробовал оправдываться, но услышал в ответ, что свои виды имеет секретарь на Глазкина, метит его в кресло председателя губернского суда, засиделся тот за спиной прокурора. Арёл расстроился не на шутку, руки опустил. И вот на тебе! В себя прийти не успел, этот вызов в краевую прокуратуру на голову свалился. Тревожило всё: к Берздину с пустыми руками явиться не просто опасно — нельзя! Какими тот сигналами или, не дай бог, фактами располагает?.. Может развернуть так, что вверх тормашками вылетишь!..

Лично знакомый с начальником секретно-оперативного управления ОГПУ Ягодой, ещё в девятнадцатом году бок о бок деливший и лихо, и удачу с Енохом Гершеновичем в военной инспекции на фронтах Гражданской войны, краевой прокурор Густав Берздин, хотя и прикидывался новичком в прокурорских нюансах, был не прост. Хил с виду и неказист, дурил или действительно любя, вышитую цветочками косоворотку носил под кожаный ремешок и усики малюсенькие щёточкой под длинным носом. Только немногие из своих знали, что надевал он косоворотку эту по особым случаям, когда, выступая на судебных процессах, требовал высшую меру пролетарского возмездия подсудимым. Под бедняцкую рубашонку как раз и выглядело само собой разумеющимся всё остальное. Принимались тогда его речи и приговоры суда под ликования и рёв бушующих толп.

И совсем уж мало кому известно было, что неизлечимо болел Берздин, страдая сердечными припадками, из-за чего и разошлись их дорожки на служебном поприще с товарищем Ягодой, лишь усы щёточкой под носом и остались. Попавшего в плен Берздина расстреливали беляки в Гражданскую, но не дострелили. Откопали свои стонущего в яме с мертвяками, вот и не видел никто улыбок на его лице, перекошенном с тех пор; дёргались губы иногда, а поди догадайся, весело ему или прихватило опять от избытка нервного перенапряжения. А какой из тебя чекист, если этакая лихоманка допекает чуть ли ни постоянно?

В партийном аппарате штаны протирать не захотел, в милицию, само собой, нельзя, в прокуратуре, почти в гражданской организации, как раз только создаваемой, подыскал ему товарищ Ягода место и не забывал, позванивал, интересовался…

Арёл второй час досиживал в приёмной, хотя залетали к крайпрокурору другие чины: помощники, следователи и даже секретарши. Виду не подавал, что переживает, держал себя с достоинством, лишь покуривал одну за другой папироски, знал — его час не пробил.

И вот, когда сухо кивнув и шаркая подошвами, проплелась в кабинет начальника мрачная личность с жидкой бородёнкой — спец особого кадрового сектора по фамилии Шкребец, поднялся и он со стула, оправил рывком кожанку, затрещала щетина на его подбородке под жёсткой шершавой ладонью — приметил мельком, что занёс старик с собой в кабинет папку тонюсенькую ядовито-зелёного цвета. Невзрачная вроде папка, но, конечно, по его душу и сколько в ней пакости, лучше не гадать! Из-за неё и вытащили сюда…

Закрыться дверь не успела, позвали его. Арёл в прокуратуре тоже не абориген, не дока по большому счёту, но в Гражданскую не щи у тёщи хлебал, в кавалерийской дивизии Первой Конной только до Варшавы не добрался, и пуганый, и стреляный, однако воздуха полную грудь хватил, прежде чем за ручку двери взяться. Выдохнул с приветствием, когда уже за порогом оказался. Берздин из-за стола головы не поднял, буркнул что-то, барабанил кончиками пальцев по корке той самой, ядовито-зелёной… Чёрной тенью маячил Шкребец сбоку, не смея сесть, злорадно дожидаясь неминуемого разноса.

— Орёл, а свысока-то хуже видишь! — дёрнулась щека Берздина. — Не спустить тебя, молодец, пониже?