– Ты ничего не видишь? – пропустила всю эту восторженную тираду мимо ушей Надя и посмотрела на Григория.
– Что?
– Как ты работаешь следователем? Где твоя хваленая наблюдательность? Посмотри на это, – Надя указала на длинную юбку и кружевную тунику.
– Нет, это не пойдет! Это на какую-нибудь молодящуюся бабку-аристократку, да и цвет не твой, – сразу же отреагировала Мила.
– Мы же видели в нем старушку… – проговорил Григорий, ошеломленно глядя на Надежду, – именно в этом наряде была Зоя Михайловна. Как ты увидела это?! Здесь столько одежды!
– Я могу отделить мишуру от истинного… – туманно ответила она ему, – эти кружева я увидела сразу, не знаю, возможно, я ожидала их увидеть, потому что здесь от одежды пахнет так же, как пахло от Зои Михайловны, – какой-то затхлостью. А потом мы, женщины, всегда замечаем красивые вещи и кто из нас как одет.
– Вы о чем? – Мила наконец-то оторвалась от каких-то ярко-розовых перьев, которые она тщетно пыталась приладить к своей бритой голове.
– Это наряд Зои Михайловны, в нем она с нами не так давно вела беседу о том, что ты виновата во всех смертных грехах, – ответила Надя.
– Да вы что?!
– Точно говорю, только кружевных перчаток не хватает, – подтвердила Надя.
– Во дают! Я думала, что здесь наряжаются, чтобы сфотографироваться, а тут, оказывается, дают напрокат одежду клеветникам и преступникам! – вспыхнула Мила и принялась стучать костяшками пальцев по деревянному прилавку, чтобы вызвать хозяина.
– Сейчас мы узнаем, кому он давал этот наряд. И раз эта дамочка рассекала в нем в галерее, то, видимо, они хорошо знакомы, и хозяин фотостудии должен знать, где она живет! – продолжила опережать события Камилла.
Надя заметила, что ее подруга стала более эмоциональна, но ее можно было понять после перенесенного ужаса. Казалось, что еще немного, и Мила собьет пальцы в кровь, а в темном проеме служебного входа так никто и не появлялся.
– Подождите, – отодвинул подруг в сторону Григорий, почувствовав неладное, и смело шагнул внутрь.
– Ну, есть кто? – поинтересовалась Надя, но ответом ей была тишина. – Гриша, не молчи! Есть кто живой?
Когда Григорий появился, выглядел он мрачнее грозовой тучи.
– Живых нет… только мертвая старушка, с которой мы не так давно беседовали.
– Правда? – ахнула Надя.
– Нет, шутка! Конечно, правда. У нее проломлен череп, а судя по тому, как Зоя одета, она не брала ничего напрокат. Эта фотостудия – ее, она и есть фотограф…
– Узнаю Зою… ее всегда тянуло к чему-то необычному… картины, антиквариат, гипноз, паранормальные явления и вот теперь фотографии под старину… – протянула Мила, сразу привлекая к себе внимание следователя.
– Кстати, ты здесь единственная, кто может опознать эту женщину.
– Мне надо посмотреть на нее? – осторожно спросила Мила.
– Ну, если ты не возражаешь…
– Мила столько пережила, может, не надо? – спросила Надя, беспокоясь за подругу.
– Все нормально, Надя, я посмотрю, – и Камилла вместе со следователем удалилась в подсобное помещение. Вернулись они очень быстро.
– Да! Да! Да! Это она! Что с ней сделало время?!
– Я бы выразился не так, сейчас нас больше интересует, что с ней сделал убийца, зачем и кто он? – поправил ее Григорий и снова позвонил Джузеппе.
Джузеппе их всех привез в свой участок и долго выслушивал сложный для его понимания рассказ.
– Ой, не понимаю я вас, русских! – вытер он потную шею носовым платком. – То Мила у вас убийца, то кто-то другой… Кто?
– Зою Михайловну Мила не могла убить, она все время была с нами, – сказал Григорий, а Надежда кивнула головой.
– Еще неизвестно, какое время смерти поставят эксперты. Может, она и появилась в парке, чтобы пришить старушку, а затем случайно натолкнулась на вас. Что она делала в парке?
– Гуляла! – огрызнулась Мила. – Я никого не убивала! Я даже не знала, что Зоя Михайловна здесь! Мне они сказали, – кивнула она на Надю с Григорием.
– Ты притворялась, – снова гнул свою линию Джузеппе.
– Моя подруга не актриса, чтобы так гениально врать, а ветеринарный врач! – вступилась Надя, не выпуская широкую ладонь Григория из своей.
– Не волнуйся, Мила, мы используем все шансы, чтобы спасти тебя, – подал голос Григорий, понимая своего итальянского коллегу, что в таком запутанном деле нужны голые факты, и только они.
– Что ты сейчас сказал?! Повтори!! – закричала Мила.
– Мы поможем тебе, – сказал Гриша.
– Нет, не то! Используем шансы… шанс! Ну какая же я дура! Я только сейчас вспомнила, что когда-то говорила мать… вернее, не мать, а сама Зоя Михайловна, пришедшая к нам. Я подслушала их разговор. Зоя тогда была значительно моложе и выглядела шикарно. Она говорила моей маме, что рискнула родить от Кости детей, смотря на Камиллу, то есть на меня. У Камиллы, мол, все хорошо, значит, и ей повезет. Но, мол, Бог был на стороне жены, а не любовницы, и сейчас она расплачивается за свой грех сполна. Старшая дочка выглядит абсолютно нормальной, но при этом она может совершенно бесстрастно резать живую лягушку на мелкие кусочки, а младшая просто ненормальная. Мама решила ей отомстить и не сказала, что я не дочь Константина Михайловича, что эта штучка должна нести свой крест и за все горе, причиненное нашей семье, должна поплатиться. Но Зоя, уходя, сказала, что она не останется с этими монстрами, опасаясь за свою жизнь. Младшенькую она хотела сдать в психушку на пожизненное содержание, что с ней стало потом, мы уже знаем. А старшенькой, которой было три или четыре года, Зоя решила дать шанс. Она отдала ее на удочерение в одну богатую семью, им понравилась очень красивая девочка, и выглядела она вполне нормально. Зоя взяла большой куш и заодно избавилась от обузы – больного ребенка. Она тогда смеялась. «Я даю ей шанс и отдаю в семью по фамилии Шанс!» Все так и было! Я вспомнила! Наверное, после шока и препаратов Анзилотти в моей памяти всплыли давно забытые детские воспоминания! – возликовала Мила.
– Шанс?! – оторопела Надя. – Виктория Шанс – дочь твоего отца! Нет, она, конечно, чокнутая… Боже, да она же сейчас в ударе после двух убийств, она теперь не остановится…
– Когда я ехал к вам, я видел ее… Виктория направлялась к синьоре Тозини, – побледнел Джузеппе.
Глава 26
Антония Тозини в саду поливала свои любимые цветы. На душе у нее было спокойно, хотя… Антонию немного беспокоило настроение единственного сына. Сейчас, когда ее мальчик был готов жениться, стали возникать какие-то препятствия… якобы избранница его не хочет идти за него замуж. Женщина была глубоко уверена, что ее сын – само совершенство, и Антония искренне не понимала, как это кто-то мог не хотеть выйти за него замуж.
