С логикой разведчика, попробуй, не согласись, потому ничего иного не оставалось, кроме как приступить к обсуждению деталей плана. Собственно, длительных дебатов тема не предполагала. Всего-то дел – определить порядок действий так, чтобы не мешать друг другу вести огонь. Одна лишь «изюминка»: Никольский оговорил себе право опробовать «когти» в бою. Подготовка тоже много времени не заняла, ибо заключалась в простой проверке оружия. Вскоре они были готовы, однако Крыжановский не спешил отдавать последний приказ. Трудное это дело – бросать людей в бой, из которого вернуться суждено не всем. Минуты убегали, а Герман медлил. Наконец, решился. На пол полетели окурки, и группа двинулась вперёд.
Несколько коротких вдохов-выдохов, и они, стремительно вылетев из темноты, рассредоточиваются по залу. Там всё обстоит именно так, как и рассказывал Фитиль: на стенах – электрические лампочки, люди сгрудились в дальнем углу.
Взгляд выхватывает из толпы здоровенного эсесовца в перепачканном мундире. У него «когти», которыми он методично крошит породу. По всему видно, работа начата недавно – слишком мал пробитый шурф при таком-то инструменте. У стены, отдельно от остальных – троица монахов. Они успевают заметить незваных гостей ещё до того, как звучит первый выстрел. Кто-то из монахов предостерегающе кричит, но поздно – разведчики открывают огонь. Эсесовцы один за другим валятся на землю. Само собой, основные цели – тибетцы и человек с «когтями». С немцем никаких хлопот – пули рвут его так, что ошмётки во все стороны. С монахами хуже – достать удаётся лишь одного: переломившись пополам, он оседает аккуратной кучкой тряпья. Двое успевают ускользнуть. Герман, не жалея пуль, палит из автомата Никольского, а сам Динэр Кузьмич неистово машет своим экземпляром «когтей», пытаясь уязвить тибетцев. Увы, отсутствие опыта обращения с механизмом самым неприятным образом сказывается на боевой ситуации – поднявшееся облако каменной пыли резко ухудшает видимость, что, в свою очередь, снижает точность стрельбы. В результате несколько гитлеровцев уцелело.
Враг без промедления открывает ответный огонь и, хоть первые автоматные очереди не приносят разведчикам вреда, Герману ясно: их внезапная атака иссякла. Он машет рукой, командуя отход, а сам на пару с Нестеровым остаётся прикрыть товарищей. Группа отступает в коридор.
– Вы тоже, товарищ профессор! – кричит Герману пулемётчик.
Подчинившись, Крыжановский бросается вслед за остальными. Движение спасает ему жизнь – кто-то из гитлеровцев подобрал «когти» и сумел ими воспользоваться – та сила, что таилась в зловещем приспособлении, перерезает замешкавшегося на мгновение Махно напополам. Участь хозяина разделяет и верный «дегтярёв» – попав под удар, он распадается на две половинки.
Герман, очертя голову, несётся по коридору, а сзади его почти настигают «когти». Раз за разом они «скребут» по стенам, кроша породу. Благо, коридор дугообразный, иначе – не уйти, а так только спину крепко сечёт камешками. Наконец, он врывается в комнату с мёртвым монахом – там Фитисов и остальные. Присев на одно колено, старший лейтенант начинает бить из автомата навстречу приближающимся «когтям». Бесполезно. Памятуя судьбу Нестерова, Герман буквально выдёргивает Фитиля из-под удара. Летящий щебень кровавит одесситу лицо – считай, легко отделался.
– Поберегись! – страшно ревёт Никольский, прыгая вперёд.
Задумка его понятна: если что и может противостоять «когтям», то только другие «когти». Обхватив приспособление обеими руками, особист бесстрашно скрещивает силовой поток с противостоящим ему.
Тотчас появляется ясность в вопросе, почему люди из «Аненербе», побывав в домике-мастерской, забрали только один из аппаратов, а второй оставили на месте. И совсем не из-за ротозейства, а ради элементарной безопасности – чтобы парочка «когтей» невзначай не встретилась друг с другом. Разумеется, предположи гитлеровцы, что у них в тылу окажется советская разведгруппа, меры безопасности были бы другие, а так…
В общем, вышло, что вышло – Динэр Никольский скрестил «когти» с противником. Эффект от этого «встречи» получился немалый: раздался громкий хлопок, от которого у всех заложило уши; усиленный вдвое силовой поток, пройдясь по потолку, проложил там глубокую борозду; особиста же с неистовой силой грохнуло о стену. Что касается «когтей», то от них отвалился какой-то кусок.. Древний механизм погиб безвозвратно, но напоследок, во-первых, породил одну новую поговорку: «Что пережило тысячелетия, то русскому человеку – на пару чихов», а во-вторых, опроверг одну старую: «Что русскому хорошо, то немцу смерть». В данном случае и русскому, и немцу на той стороне досталось порядком. Особист, весь изломанный, застыл на полу; что до его противника, то, судя по воплям гитлеровцев, с ним тоже всё обстояло далеко не благополучно.
«А вдруг там «когти» уцелели!», – мысль обожгла Германа и бросила его вперёд, навстречу врагу. Но, как ни молниеносен был сей порыв, Фитисов опередил профессора. С криком: «Абраша, посторожи шпиона!», он исчез в коридоре. Герман понёсся следом, отстав не более чем на четыре шага. Позади топали Куклин с Семечкой. Ни на миг не останавливаясь, Фитиль бил длинными очередями.
Гитлеровцы оказались не готовы к столь стремительной контратаке – отвлеклись на своего товарища с «когтями» и оттого оплошали – Фитисов с Крыжановским застрелили двоих, остальные удрали, бросив «когти», а равно и того, кто ими орудовал. Впрочем, невелика потеря: немец оказался мёртв, а аппарат сломан. Схватив его, разведчики поспешили убраться с добычей.
Иван-Абрам встретил их обрадованным возгласом:
– Тащ младший лейтенант, оказывается, живо-ой!
Никольский лежал на полу, профессор Артюхов бережно поддерживал голову раненого на весу, а Илья Толстой поил его водой. Оторвавшись от фляги, особист устремил страдальческий взор на Крыжановского:
– Как там? – прохрипел он истошно.
– «Когти» уничтожены, мы погребены здесь заживо, а враг готовится к новому удару, – пожал плечами Герман.
Никольский посмотрел на отбитый у немцев механизм и неуверенно предположил:
– Может, удастся починить? Собрать из двух одно? К тому же, в домике остались запчасти…
– Попробуем, – вздохнул Герман. – Всё равно туда возвращаться… Теперь, когда «когтей» нет, «домики» – лучшее место для боя.
– Да-да, – оживился особист. – Я сам попытаюсь починить, вы только меня отнесите…
– Взять бы тебя, да ещё раз хорошенько об стенку! – мечтательно проворковал Фитисов. – Так нет же, закон и устав запрещают самосуд, да и внутренний голос противится. Придётся-таки тащить на себе. Эй, господин американец, не поленитесь взвалить на плечи эти бренные мощи.
Толстой повиновался. Герман поспешил ему помочь, и в тот момент, когда они вдвоём осторожно приподняли Никольского, сверху пошёл «дождь». Означенное погодное явление стало возможно исключительно благодаря стараниям всё того же Динэра Кузьмича – вода сочилась из глубокой «раны», нанесенной подземному своду взорвавшимися «когтями».
– Полундра, у нас пробоина, а я не захватил с собой зонтик! – возмущённо прокомментировал событие Фитисов, после чего группа спешно покинула помещение.
