- Так точно, мастер, – поклонился Белье. – Мне известно сие: «бог в машине», слова, которыми греки объясняли неожиданный финал…
- Именно! – оборвал Прозектор и снова любовно коснулся странного гроба. – Так вот, мне иной раз кажется, что в эту машинку снисходит Бог.
- Приступим! – скомандовал он себе и потянул выступающий рычаг. В уши ввинтился нечеловеческий скрип перемешанный со сдерживаемым хрипом.
Только сейчас Максим заметил, что в гробу кто-то заключён – голова несчастного торчала наружу.
Сипели кости и жалобно плакали жилы. И граф, и полковник с трудом сдерживались, чтоб не выдать себя. Наконец все стихло, ужасающий Прозектор наклонился к устройству.
Узник что-то прошептал, но слишком тихо, чтоб быть услышанным.
- Громче! – рявкнул палач.
- Разве ты не знаешь? – послышался голос пытуемого. – Разве не слышал…
- Что? Что не слышал? – шумно задышав, спросил гигант. – Говори!
- Разве не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает?
- Ах ты, сукин сын! – воскликнул Прозектор и, не мудрствуя лукаво, ударил пленника по лицу открытой ладонью.
- Разум его неизследим! – прохрипел пленник.
Огромные руки со вздувшимися фалангами схватились за рычаги «божественной машинки».
- Будет тебе, ехидна, неутомленный Господь! – взревел палач. – Я – твой Господь! Я и моя машинка, единый в двух ликах!
Скрежет и утробный стон поспешили подтвердить угрозы гиганта.
- Говори! – приказал гигант. – Говори, ехидина! Кого ты посылал в Орден?! Кто те лазутчики, что поглумились над ритуалом Посвящения?!
Ответа не последовало. Зато внезапно прозвучал страшный трубный глас:
- Немного перестарались, Прозектор?
Максим с Фёдором вздрогнули.
Палач неспешно и с достоинством подошёл к какой–то медной трубе, выступающей из стены, приблизил к ней лицо и произнёс учтиво:
- Слушаю вас, достопочтенный Гроссмейстер.
«Переговорная труба», – догадался Максим.
- Отто Шнорр! Мы столько гонялись за этим человеком не для того, чтоб подарить вам его в качестве новой игрушки. Уже больше месяца минуло с того дня, как неизвестные проникли в святая святых, а мы до сих пор остаёмся в неведении относительно опасности, угрожающей Ордену, – прогудела труба.
Гигант широко улыбнулся, будто прозвучала весёлая шутка:
- Не стоит беспокоиться, достопочтенный мэтр! Ещё вчера я получил нужные ответы, сегодня же хочу лишь удостовериться в их истинности.
- Тогда говорите скорее – что удалось узнать?
- Стоит ли раньше времени, ведь окончательное подтверждение пока не получено? Позвольте ещё немного поработать с материалом!
- Нет времени, Прозектор, – вздохнула труба, – да будет вам известно, что ко всем прошлым бедам добавилась новая: армия неприятеля вот-вот подойдёт к нашим стенам. Я принял решение покинуть замок.
- Нет-нет! – вскричал гигант, озираясь по сторонам, – а как же мои машины? Я их не брошу…
- Ропщете?!
Простой Батист опустил плечи и сгорбился.
- Я жду сведений, полученных от пленника, Прозектор, разве вы забыли об этом?
- Пытуемый никогда не встречался с интересующими нас лазутчиками, – немедленно затараторил палач. – Он не знает их имён, а равно цели, побудившей проникнуть на ритуал Инициации.
При этих словах Толстой, с исказившимся лицом, ткнул пальцем вначале себе в грудь, а потом – в грудь Максиму, давая понять, что речь, дескать, идёт именно о них.
- Я так и думал, – сказала труба. – Но вы правы: лучше лишний раз удостовериться в истинности показаний. Прозелит, Прозектор!
- Повинуюсь!
Простой Батист подошёл к машине
- А теперь попробуем по старинке, как это принято в святой инквизиции, – приговаривая так, он ловко разобрал устройство и извлек истерзанного человека.
«Да это же Николя Белье, брат мерзавца Франсуа», – узнал несчастного страдальца Крыжановский
- Ну-ка, – обратился Батист к ученику. – Расскажи, как устроена эта машина.
- Так точно, мастер, – мгновенно подобрался младший Белье. – Приспособление называется «Туника Бахуса»: оно, подобно прессу, коим давят сок из виноградной лозы, сжимает внутренности человека. Органы лопаются, но внешне это никак не проявляется, исключая кровь, выступающую из естественных отверстий…
Гигант захохотал.
- Естественных отверстий? Это ты хорошо сказал, малыш Франсуа! Погоди, позже я обучу тебя, как увеличить количество отверстий, и обделать все так, чтоб они сошли за естественные!
Продолжая ужасающе хохотать, Батист стал возиться у очага, позвякивая железом
- Веришь ли, в давние времена простые люди считали, что лжепророки и чернокнижники выходят из сапожников! Случись бунт, падение скота или еще какая напасть – средь женщин завсегда находили повитуху и зарывали ее живьем, а средь мужчин – непременно сапожника!
На столе рядком выстроились кошмарные инструменты, от недостатка света полковник не мог разобрать – ржавчина ли на них.
- А еще простолюдины полагали, что орудие, коим дьявол в преисподней обихаживает грешников – сродни инструменту сапожника, – продолжал палач. – И они не так уж неправы! Смотри же!
Он стал указывать толстым пальцем на предметы и лекторским тоном объяснять:
- Это рашпиль; видишь – вроде напильник, но нарезка уж очень крупная, это чтобы вызнать у пытуемого что-то крупное. Вроде того, что дурак считает небо голубым, а нам нужно, чтоб зеленым! Берем рашпиль и готово!
- Это выколотка; на ней можно размягчать нужную часть тела, а можно выколачивать заклепки из пытуемого. Ну-ка, зубрила, где у пытуемого заклепки? А-а сегодня закончим рано, придется показать еще и их.
- Вот это – стамеска; употребляется для выдалбливания мелких деталей. Плоский, сточенный на конце клинок очень полезен для памяти. Тут же всплывает дивное количество подробностей.
- Это скобель; вещь замечательная и интересная. Запомни, работу надо любить и вкладывать в нее душу! Скобель – вершина изобретательности нашего брата. Видишь поперечные ручки? Так вот, инструмент служит для снимания верхнего слоя с пытуемого.
- Это тиски и клещи; они служат для весьма действенного и изощренного дознания – «Танец с дьяволом». Подай ведро воды, будем танцевать!
Вода полилась на бесчувственного Николя Белье, брат же его стоял в стороне и смотрел.
- Ничего не хочешь сказать, ехидна? – спросил палач у пленника.
- Мастер, позвольте мне, – проронил Франсуа.
