Менгу удивленно посмотрел на Бату, но не сказал ни слова, только еще ниже опустил голову, чтобы никто не заметил легкую усмешку, скользнувшую по его губам. Зато Гуюк раскипятился не на шутку.
– Твои справятся, а мои – нет?! – визгливо закричал он. – Ты говоришь про добычу. Да у Константина в одной его столице столько золота, сколько не наберется во всей Булгарии. Зачем хитришь, зачем всех обманываешь?! – И он погрозил пальцем – мол, все вижу, все понимаю.
Менгу закашлялся, но затем, после недолгого раздумья, решил подыграть Бату, нанизав, таким образом, на одну стрелу двух зайцев.
– И впрямь получается неладно, – заметил он с укоризной. – Отчего ты не доверяешь ни мне, ни своему брату Гуюку, ни другим братьям? Ты даже своему дяде Кулькану не доверяешь. Нехорошо. Конечно, ты – джихангир, а мы все воины, которые обязаны тебя слушаться, но вспомни, что, когда воля хана по душе воину, он бежит ее выполнять, как резвый конь, а если нет – плетется дохлой клячей. Не лучше ли поступить так, чтобы мы мчались, выполняя твое повеление, а не тащились еле-еле, с низко склоненными головами?
– Не натягивай лук сверх меры, а то он переломится, – не удержался Гуюк.
– Чего нет, о том всегда много разговоров, – огрызнулся Бату. – Не годится воинам делить добычу, если они еще не разбили врага. Ну ладно. Огонь маслом не залить, злом ссору не погасить. Я не буду говорить обидных слов. От них скисает даже кумыс.
– В гневе и прямое становится кривым, и гладкое – корявым, – поддакнул Менгу.
– Что ж, – вздохнул Бату. – Мне, как джихан-гиру, хочется, чтобы вы выполняли мои повеления с радостью. По счастью, лед всегда можно растопить, а слово – изменить, а потому я меняю свое решение. Я уступаю вам честь разбить войско русского каана и взять его стольный город, где он держит свою казну. Себе же оставляю хана Абдуллу с его городами. Надеюсь, что теперь все довольны?
Гуюк даже хрюкнул от удовлетворения, Бури улыбнулся, Кулькан самодовольно закряхтел, и только Менгу оказался сдержан, как и всегда. Он лишь склонил голову, и никто из чингизидов так и не понял, что на самом деле все произошло именно так, как нужно ему. Города Булгарии и впрямь богаты и многолюдны, но некоторые из них имеют даже не одно кольцо стен, а два, а то и три[122], так что потери при их штурме окажутся весьма немалыми.
Но если идти изгоном, не отвлекаясь на взятие городов, встречающихся на пути, то каан Константин либо вовсе не сумеет собрать войско, либо соберет только его часть. К тому же укрепления его столицы, как рассказывали все те же купцы, не такие мощные, как у булгарских городов. Конечно, и там придется положить несколько тысяч, но такова участь воина.
Поэтому Саратов, до которого монгольские тумены дошли всего за каких-то восемь дней, не пострадал. День Гуюк простоял под крепостью, пытаясь напугать защитников мощью своего войска, день истратил на безрезультатный штурм, в результате которого потерял около тысячи воинов.
Но пушки, установленные на крепостных башнях и стенах, били точно, и он окончательно уверился в правильности своей первоначальной тактики, подсказанной Менгу. Оставив тысячу для блокады, он ринулся дальше, но не по прямой, а в обход дремучих лесов, в которых засела мордва.
Гуюк вообще не любил лесов, подсознательно он их даже боялся. Да и народец там жил бедный, так что победа над ним не принесла бы ни славы – подумаешь, данников каана Константина примучил, – ни богатства.
Шел он быстро, так что на дорогу затратил всего пятнадцать дней[123]. Можно было бы двигаться и еще быстрее, если бы не обозы, которые приходилось зорко охранять от набегов местных племен, предпочитавших атаковать либо ночью, либо на рассвете.
Воины этих племен, как ни странно, имели хорошее вооружение и дрались умело. Однако они были малочисленны, и потому всякий раз монголам удавалось отбиться, хотя потерь хватало, особенно поначалу, когда после первого же неожиданного набега хан лишился чуть ли не трети всего обоза.
Правда, до самой Рязани он не дошел. Удачно миновав сплошные леса через единственный проход между реками Лесной и Польный Воронежец, близ крепости Ряжск Гуюк вынужден был остановиться. Такую преграду, как рязанское войско, сразу с дороги не сковырнешь. Впрочем, чингизид не расстроился. Скорее наоборот.
«Наконец-то», – возликовал Гуюк, радуясь, что воеводы урусов настолько глупы, что рассчитывают одолеть его непобедимые тумены, хотя их собственные силы не превышают сорока тысяч.
Хан расставил свое войско в строгом соответствии с заветами великого деда, о чем не преминул напомнить своим соратникам во время вечернего пира:
– Мы шли в боевом порядке харагана, теперь построились в боевом порядке наур и будем биться в боевом порядке шиучи. Так всегда поступал сотря-сатель вселенной и всегда одерживал верх над своими врагами. Выполняя его мудрые заветы, мы тоже победим урусов.
Единственное, что было плохо, так это само место будущей битвы. Почти ровное, можно сказать, даже плоское, оно идеально подходило для мощного удара конницы. Но из-за того, что поле с обеих сторон клещами стискивали леса, от удара во фланг урусов, а тем более от обходного маневра с последующим нападением с тыла монголам пришлось отказаться.
После донесений разведчиков, сумевших по количеству разведенных костров подсчитать численность врага, Гуюк самодовольно заявил, что они одолеют и простым ударом в лоб. Особенно его порадовало известие о том, что урусы почти не имеют конницы. Разведчикам удалось заметить всего два конских табуна, численностью не более чем в две сотни голов.
Оставалось одолеть противника, но получилось все именно так, как предлагал Бату Святозару. Правда, в тыл коннице царевичей-чингизидов, увязшей к тому времени в непробиваемом пешем строю, ударили не русские тысячи, но от этого им не стало легче.
Половецкие конники соединились с воинами князя ясов Качир-укулэ еще за неделю до сражения и ступали шаг в шаг за монгольской ордой. Даже на ночлег они оставались именно на тех местах, где буквально накануне горели костры, у которых грелись озябшие воины Гуюка, Менгу, Хайдара, Бури и Кулькана.
Пока монголы отдыхали перед решающей битвой, ясы и половцы скрытно прошли в те места, которые определил для концентрации засадных сил воевода Вячеслав Михайлович. Он же позаботился о высылке к союзной коннице своих проводников, чтобы все прошло строго по плану, который он разработал еще по пути к Рязани.
Единственное, чего он боялся, так это того, что не успеет собрать людей, которые находились на учениях южнее Воронежа. Однако гонцы, которых они с Константином отправили сразу после битвы за синь-камень, поспели вовремя, и все полки двинулись к Нижнему Новгороду.
