— Ну слава богу! — воскликнула она. — Ты наконец очнулся!
— Какого черта? Что здесь, собственно, происходит? — поинтересовался Уолли.
— Да ты же без сознания целую неделю был. Впал в кому, и никто не мог ничего поделать. Все уже решили, что ты никогда не очнешься.
Уолли удивленно протер глаза и провел ладонями по лицу:
— Я, в общем-то, про свою ферму спрашивал. Что там творится?
Роза подошла к кровати и взглянула на экран телевизора:
— А, ты об этом… Просто жители города решили довести до конца то, что ты начал. Мы решили доказать тебе и друг другу, что нам не наплевать на тех, кого мы знаем с детства, что мы любим тебя и все вместе желаем тебе выздоровления.
Почесав подбородок, Уолли сказал:
— По правде говоря, даже не верится. А я, значит, лежу, сплю себе спокойно и вдруг слышу знакомый скрежет. Ощущение было такое, словно машина зовет меня.
Он пощелкал пультом от телевизора, переключая каналы один за другим. Почти все новостные программы вставили в свои выпуски сюжет, посвященный тому, что происходило на его ферме. Некоторые даже сдвинули или вообще отменили другие передачи, чтобы показать репортаж из Супериора. На Си-эн-эн вездесущий Мишель Лотито сетовал, что ему, в отличие от некоторых, ни разу никто не помог что-либо доесть.
Затем Уолли увидел Виллу: она стояла в длинной очереди последней. Все остальные уже получили свой кусок самолета, и от «боинга» остались только крохи — навигационные огни да стробоскопы. Вилла взяла эти детали, положила их в измельчитель и нажала на кнопку. Получившуюся пригоршню мелких опилок она смешала с клубничным вареньем и — с улыбкой на лице — прожевала и проглотила.
От «Боинга-747» ничего не осталось. Он был съеден подчистую.
Толпа, собравшаяся у фермы, взорвалась аплодисментами. Уолли взмахнул своей здоровенной ладонью и стер слезу, сбегавшую у него по щеке. Затем, выключив у телевизора звук, он повернулся к Розе, которая была сегодня особенно очаровательна. Ей очень шла серебристая ленточка в волосах. Роза смотрела на Уолли, не отводя взгляд ни на секунду.
— По-моему, я выставил себя перед всем миром первоклассным идиотом, — заявил Уолли. — Я столько времени ел самолет ради женщины, которая меня не любит. Сколько людей на свете могут похвастаться тем, что совершили глупость такого масштаба?
— Знаешь, если считать глупостью любовь к человеку, который тебя не любит, то таких людей в этой комнате двое. Да, Уолли, ты не одинок.
— Подожди. Что-то я не понял, — смущенно произнес Уолли. — Что ты имеешь в виду?
— Подумай хорошенько. Вспомни, кто тебе носки в комод складывает, кто холодильник моет, кто за Арфом присматривает.
Уолли вдруг вспомнил все волшебным образом вымытые кастрюли и сковородки, все непонятно как оказавшиеся выглаженными рубашки, все разобранные и приведенные в порядок шкафы и буфеты и в особенности все долгие прогулки и разговоры на протяжении многих-многих лет.
— Остается только надеяться, что я хотя бы благодарил тебя за заботу, — все более смущаясь, произнес Уолли. — Ты действительно всегда мне очень помогала. Без тебя я уже бы совсем себя запустил и мне стыдно было бы показаться на людях. Но, если честно, я никогда даже не задумывался…
— Да ладно, что уж там вспоминать былое, — с деланым безразличием сказала Роза и, деловито взбив одну из подушек, подсунула ее под голову Уолли. — Что толку напрашиваться на нежности, когда все вокруг, да и мы сами, уверены в том, что мы просто друзья.
Уолли впервые увидел Розу в ином свете. Он смотрел на нее и не узнавал. Как же он мог не замечать эти прекрасные темные волосы, как мог не обращать внимания на то, как изящно сидит на ней сестринский халат… И эта очаровательная женщина столько лет заботилась о нем, не требуя ничего взамен. Он любил другую, а Роза всегда была рядом, всегда поддерживала его и оставалась в тени. Уолли вдруг понял, что совсем не знает ее.
— Надо же, не успел очнуться — и уже второй раз себя полным дураком чувствую, — сказал он, виновато улыбаясь. — Я давно должен был это заметить — может быть, много лет назад. Но что-то мне все время мешало — наверное, «боинг», который оказался между нами. — Уолли ласково положил свою огромную ладонь на ее руку. — Прости меня, Роза.
— Да ладно тебе, все нормально, — отозвалась та и вдруг добавила: — К тому же и «боинга» больше нет.
Уолли понимающе подмигнул ей и поинтересовался:
— А когда у тебя заканчивается смена?
— Прямо сейчас.
— Знаешь, что я ради тебя съем? Я тут недавно присмотрел один тепловоз на железнодорожной свалке в Хастингсе…
Роза в ответ улыбнулась и сказала:
— Ну уж нет, на сей раз, пожалуйста, обойдемся без спешки. Тебе еще надо подлечиться и набраться сил, прежде чем я разрешу тебе съесть что-нибудь основательное в мою честь.
Уолли захихикал и в приступе притворного испуга даже спрятал голову под одеяло.
— Роза, пожалуйста, не бросай меня, — донесся оттуда его приглушенный голос.
— С чего это ты взял, что я вдруг тебя брошу? — удивленно спросила Роза.
Подсев к Уолли поближе, она откинула с его лица одеяло, положила руку ему на лоб и спросила:
— Ты, кстати, как себя чувствуешь?
— Бывало и получше, — признался он, — но надежда греет и исцеляет меня изнутри.
— Надежда — это хорошо. Меня она всегда грела, придавала сил.
Уолли внимательно посмотрел на капельницу, прикрепленную к катетеру, введенному в его вену, и задумчиво сказал:
— Что-то я проголодался. Слушай, Роза, а когда меня выпустят отсюда, можно, я приглашу тебя поужинать? Ну, сходим куда-нибудь вместе…
— Ну конечно же можно, Уолли, — со смехом ответила Роза, — только с одним условием: я в еде привередливая и не ем ничего жирного и ничего железного.
— Ну что ж, придется ограничиться чем-нибудь более диетическим.
А затем произошло то, чего не ожидали ни Роза, ни Уолли. Он схватил ее за руку и прежде, чем она успела что-либо возразить, притянул ее к себе и крепко поцеловал.
ГЛАВА 21
Берл Граймс вскарабкался на здоровенный ящик из-под канистр с машинным маслом, который специально вытащили для него на середину поля. Было жарко, но председатель управляющего совета городской больницы появился перед публикой во всем черном с ног до головы. Увидев этот мрачный силуэт, от которого за версту веяло могильным холодом, Вилла чуть не упала в обморок.
— У меня для вас важное сообщение, — объявил Берл в полный голос.
Вокруг импровизированной трибуны сразу же собралась толпа. Люди замолчали, и вокруг фермы Уолли воцарилась полная тишина. Дождавшись, пока все репортеры достанут свои фотоаппараты, а операторы включат и наведут на резкость телекамеры, черный человек начал свою речь.