Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Что предполагает виновность одного из родственников. Это немыслимо! После смерти матери Урсула была взята на воспитание дядей, Хьюбертом Фринтоном, с полной охотой и такой же полной привязанностью. Я помню, что был приглашен для тщательного осмотра девочки, как только он здесь поселился. Одновременно передо мной поставили вопрос, стоит ли отдать ее на попечение няни Реджинальда, учитывая разницу двух детей в возрасте и тот факт, что придется снова открыть детскую. Реджинальд уже несколько лет как был отправлен в школу, так что няня стала швеей и помощницей домоправительницы. Я посоветовал вернуть няню на ее прежнюю работу, поскольку она преданно нянчила Реджинальда. Она женщина пожилая, и ее методы достаточно старомодны, но чужого человека в доме, более молодую и современную воспитательницу, она приняла бы в штыки. Ее позицию в Уэйкли, ставшую пожизненной, ничто не могло бы поколебать, и в результате мы получили бы процессию уязвленных молодых нянек, со злобой покидающих дом. А я считаю, что для ребенка старомодное спокойствие предпочтительнее современной научности, выдаваемой в мелких порциях разными лицами.
Дэвид кивнул. Перед ним был семейный врач в своем лучшем виде, к психологическим потребностям Урсулы подходящий не с помощью сложных анализов, а на основании своего понимания обстоятельств и потребностей семьи как единого целого.
– Естественно, – продолжил доктор Шор, – вы хотите узнать о перенесенной скарлатине. Она была типичной, с шелушением после шести недель. Наблюдался угрожающий средний отит, не имевший последствий, но основным осложнением стало увеличение сердца с выраженным систолическим шумом над верхушкой и раздвоенностью тона на клапане легочной артерии.
Он сделал столь длительную паузу, что Дэвид сообразил: от него ждут комментария.
– Никоим образом не думаю, что кто бы то ни было готов или в малейшей степени желает оспаривать ваши утверждения о последствиях этой скарлатины. Такие явления при инфекции гемолитическим стрептококком всегда возможны, как все мы знаем. Доктор Клегг говорил Урсуле, что у нее нет никаких оснований сомневаться в вашем исходном диагнозе. Проблема в том, что он считал ее выздоровевшей – несомненно, благодаря вашему превосходному и тщательному лечению. Вы же считали, что остаточная сердечная недостаточность имеется.
– Я считаю пораженное сердце пораженным сердцем, и эти новомодные толки о несущественности шумов для меня ничего не значат.
– Есть шумы и шумы, – примирительно заметил Дэвид. – Есть также рентген и электрокардиограмма.
– Я об этом слышал, – не без надменности произнес доктор Шор. – Предпочитаю верить тому, чему меня учили и что сам наблюдал за сорок лет практики.
На это ответить было нечего, да Дэвид и не собирался. Вместо этого он заговорил о последних проявлениях сердечного нездоровья Урсулы.
Череду этих приступов доктор Шор помнил совершенно ясно. Первый случился вскоре после восемнадцатилетия девушки и был вызван возбуждением от участия в игре в шарады на небольшой вечеринке в усадьбе. Симптомами стали учащенный пульс и нарушение ритма, потом нарушение дыхания с обмороком и частичным коллапсом.
– В какой момент приступа появились вы? – поинтересовался Дэвид.
– В тот раз достаточно поздно. Урсула не жаловалась, пока ей не стало плохо по-настоящему, и тогда родственники и друзья начали пробовать самые разные неподходящие средства в течение примерно часа, пока не послали за мной.
– А в период между скарлатиной в четырнадцать и этим приступом в восемнадцать было что-то подобное?
– Нет. Ее здоровье существенно улучшилось, и я уже порадовался, несмотря на оставшийся едва заметный систолический шум над верхушкой, когда это случилось и в корне изменило все мои оценки.
– К какому выводу вы пришли?
– Очевидно, клапан оказался поврежден сильнее, чем показывали внешние признаки, плюс серьезная деградация самой сердечной мышцы. Я считал, что есть опасность наступления мерцательной аритмии.
– Понимаю. Вы могли бы рассказать, как ее лечили?
– Изначально – дозы дигиталиса для контроля сердечной деятельности. Полный покой, потом курс бромидов. Предупреждения родным и самой Урсуле. Соответствующая диета, строго дозированная физическая деятельность.
– Иначе говоря, жизнь хронического инвалида.
– Именно им она и стала.
И здесь дискуссия тоже была невозможна. Дэвид ждал дополнений доктора Шора к этому вердикту, но тот, видимо, не считал их необходимыми.
– И Урсула охотно подчинилась этим новым условиям? – спросил Дэвид.
– Никоим образом. С этого времени она стала весьма непокорной пациенткой. Конечно, между приступами она чувствовала себя хорошо, и поэтому Урсуле трудно было признать свою инвалидность. Вопреки моим предупреждениям и усилиям родственников она пыталась делать слишком много. Когда ей исполнился двадцать один год, стало все труднее ее сдерживать, хотя самый тяжелый приступ случился у нее во время танца – она настояла на том, чтобы отметить свой день рождения. Несколько ее друзей гостили тогда в усадьбе, в том числе молодые Каррингтоны, о которых вы, может, слышали.
Дэвид кивнул.
– Я всегда считал, что они особенно вредно влияли на Урсулу. Они поощряли ее своеволие и предлагали занятия, превышающие ее силы.
– Вы говорите, тот приступ во время танцев был особенно серьезен. Вас вызвали достаточно рано?
– Да, в этом случае вышло удачно. Разумеется, у Урсулы с собой были ее срочные лекарства – точнее, я выдавал их ее дяде, поскольку она возражала против лечения. В общем, домашние знали, где их найти, и все было сделано правильно – и в этом случае, и во всех последующих. Но бедная девочка была в очень серьезном состоянии, и несколько часов я боялся ее потерять.
«В день совершеннолетия, – мрачно подумал Дэвид. – В день, когда она унаследовала поместье Уэйкли, с домом и садами, землями и фермами. Приступ почти фатальный».
– Эта болезнь ее напугала, – продолжал доктор Шор. – Она наконец-то прислушалась и начала жить разумно. Приступы стали намного реже и не столь суровы. А потом эта война снова сбила ее с толку. Урсула не желала довольствоваться малой ролью, соответствовавшей ее силам. А хотела, подобно тысячам здоровых девушек, поступить в какую-нибудь службу. Патриотично с ее стороны, конечно, но невозможно.
– У нее никогда не бывало никаких приступов в Лондоне, а там достаточно будоражащих моментов, насколько я понимаю.
– У нее случился приступ, когда она ненадолго сюда заглянула. И это могло стать последствием пережитого в Лондоне. Или же она скрывала тот факт, что в Лондоне у нее были приступы. Мы знаем только ее слова и этой самой Каррингтон, которой я не верил и не верю. Для последнего здешнего приступа не было никаких причин: ни вечеринки, ни чего-либо другого.
– Просто возбужденное состояние при объявлении о помолвке – таком сюрпризе для родственников.
Доктор Шор улыбнулся и покачал головой:
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
