Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– Уррра-а-а!!! – подпрыгивая на месте, как развеселившийся малыш и совершенно не стесняясь этого, потому что то же самое делали кругом и взрослые люди. А потом выхватил из кармана пистолет и выстрелил три раза – ведь и они тоже стреляли. Но… но и это был не конец чуда! Нет, не конец! Чудеса не собирались кончаться!
Из второго вагона – там разом распахнулись две двери – в снег посыпались… мальчишки. Сто, двести, миллион мальчишек! Разве на свете изо всех мальчишек остался не один Володька?! Разве такое может быть?!
Нет. Их был, конечно, не миллион, и даже не сто – десятка два всего-то. Но они явно засиделись в стальном нутре бронепоезда и теперь шумели и мельтешили они за целый миллион мальчишек, а от воплей, свиста, хохота, окриков с ветвей сыпался и сыпался снег. В воздухе замелькали снежки.
– Что за станция?!
– Станция Бя-ря-за-ай, кому надо – выля-за-ай!
– Шапку киньте!
– Долго стоим-то?!
– А где Темка, будите сурка, что ж такое!..
– Ай-яау-у-у! Тут яма под снегом! Руку дайте, упыри!
– Хва кидаться, я не играю, сказал же!
Но Володька увидел и то, как две плоские приземистые башенки на верху вагона развернулись вправо-влево на лес, а в дверях – в обеих – застыли чуть внутри часовые с автоматами наперевес. Пулеметы и часовые молча и грозно подтверждали право на эту временную беспечность. Впрочем, одинаковые серые бекеши мальчишек были туго перетянуты ремнями, на которых висели кобуры и ножи, а некоторые так и не расстались с автоматами, казавшимися просто-напросто их частью. С неожиданной завистью Володька жадно разглядывал их одежду, яркие нарукавные нашивки (такие же, как герб на броне поезда), оружие, то, как они ходят, бегают, весело переговариваются друг с другом – и ничего и никого не боятся.
Этого не могло быть. Не могло быть этого в мире мерзлых трупов и вечного снега под бурым плющащим небом. Но это было. И слово «Россия», забытое, не значащее ничего уже в той, довоенной жизни. И эти люди на станции. И эти мальчишки около броневагона. А один из них – круглолицый, не очень высокий, – стоя на откидной подножке, вдруг… запел. На самом деле запел, очень красивым, сильным голосом…
За душой, за пазухой,
Встрепенулась раз, другой,
Легким звоном под дугой
Не дала уснуть…
Полетела легкая,
С облаками окая,
Стрелами, не строками
Ворожила путь…
Если честно, Володька раньше и представить себе не мог, чтобы его ровесник или постарше-помладше сам по доброй воле пел что-то подобное. Это же «народная песня», то есть – отстой полный.
Но… пел же. И более того, ему подпевали. Видимо, песню знали многие и подпевали, подойдя к вагону и глядя на этого… а, солиста!
Как звалась невестою,
Да тоской безвестною
Звезды мерить песней той
Услыхала зов…
И на кой сподобилась
Бросить все в недобрый час,
Да куда там!.. Понеслась!
Нет таких оков…[15]
– Ты местный, что ли? – Мальчишки из бронепоезда его, наконец, заметили. Но ему не было обидно, что заметили его не сразу. Что он такого сделал-то, чтобы его замечали эти… люди? Люди ли? Или…
В Бога Володька не верил никогда. В спецшколе был священник, отец Никодим – стогоподобный, с густым басом, он обожал «приводить к Богу заблудшие души» и рапортовать об этом своему начальству. Даже сюжет на телевидении об этом делали. Фактически – хотя Володька не мыслил такими категориями – священник, как и все христианство, паразитировал на отчаявшихся, охваченных ужасом, оторванных от родных корней, готовых в беспросветности схватиться за соломинку в надежде обрести хоть какое-то утешение… Мальчишки поддавались агитации легко, но настоящей веры в этом было столько же, сколько раскаянья – в предсмертной просьбе о помиловании. Да отца Никодима и не интересовала вера подопечных – только число голов паствы. Ну а тех, кто почему-либо отказывался «уверовать», ждали очередные репрессии со стороны начальства школы. Были и такие, хоть и единицы, и причины неверия у них оказывались самые разные.
Володька в число паствы не попал – просто не успел. Но о Боге он думал. От ужаса, от отчаяния… И тогда, в спецшколе, пришел к выводу, что Бога или нет (или есть, но ему плевать на людей, а это ведь все равно что нет) – или что он садист. Дальнейшее только укрепило в нем эту странную жутковатую веру.
И теперь эта вера дала трещину. Но тоже очень странную. Никак не связанную с отцом Никодимом и его гулким басом, произносящим полупонятные чужие слова.
Похоже, Бог… боги?.. все-таки были. Очень похожие на людей…
– Ага… местный… – Володька наконец кивнул – спрашивавший мальчишка смотрел на него с терпеливым веселым удивлением. Он был старше Володьки на пару лет, примерно так.
И вдруг Володька узнал его.
– Сашка, – сказал он, сам не веря себе и слыша свой голос будто бы со стороны. – Белов, Сашка!
– А? – Мальчишка удивленно смерил Володьку взглядом. Потом моргнул – неуверенно, всматриваясь. Поводил пальцем по темным от вечных обморожений губам. И уточнил: – Володька? Веригин, да?
– Ага, – кивнул Володька. И поразился тому, что Сашка улыбнулся – широко, радостно, а потом подошел, чуть проваливаясь в снег, и обнял Володьку, а потом вдруг расцеловал в обе щеки. Тот жутко смутился и хотел отстраниться, но Сашка уже сам выпустил его и стукнул в плечо:
– Живой! Правда живой! Ну ты и молодец!
– Ты тоже… живой… – с легкой неуверенностью сказал Володька, шмыгнув носом, и Сашка кивнул и засмеялся чуть удивленно – как будто ему самому было немного странно, что он живой. – А ты… – Володька показал вокруг рукой и не смог ничего спросить. Но Сашка понял. Незаметно махнул рукой нескольким мальчишкам, которые удивленно смотрели на Володьку, и пояснил:
– Я лицеист. Лицеист РА – ну, то есть Русской Армии. Это такая организация… она по всей России, – это Сашка сказал немного неуверенно, но – лишь немного. – А едем мы из Владивостока.
– Значит… – Володька глотнул и снова не смог договорить, и снова Сашке это не понадобилось.
– Да. Не все погибло. Верней… – Он задумался и решительно поправился: – Все погибло. Теперь все – новое.
– А я думал… я думал, мы с дедом остались одни. Совсем одни, – выдохнул Володька. – И ничего больше не будет до самой смерти. Я думал…
– Ой, ладно! – Сашка стукнул его в плечо и вдруг хлопнул уже себя по лбу: – Эй! А ты попросись с нами! Очень даже легко. К Николаю Федоровичу подойди и попросись. Он возьмет, точно тебе говорю!
– Правда?! – обрадовался Володька. И понял, что правда, и ощутил такое счастье, такое ликование, что едва не задохнулся… – А где этот… ну… Николай Федорович?..
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
