Соленый холодный воздух в это время года окрашивает небо в нежные розовые и голубые тона. Когда я снимаю туфли и босиком иду по берегу, песок у меня под ногами уже не такой теплый и дружелюбный: каждая песчинка холодная и словно бы сама по себе.
Бэй ждет меня на острове. Она обнимает меня и крепко прижимает к себе. Волны не переставая накатывают на берег. Я слышу, как сердце любимой сестренки бьется возле моей груди, я закрываю глаза и просто слушаю.
Когда мы отпускаем друг друга, я сажусь на песок, и Бэй устраивается рядом со мной.
Почти все транспорты приходят на главный остров, но, когда я бываю Наверху, я люблю встречаться с Бэй здесь. Несмотря на то, что именно тут умерла Майра.
Кому-то это может показаться странным, но только не нам с Бэй. Это место даже не сравнить с храмом, оно как мостик между двумя мирами – верхним и нижним. Летучие мыши, которые остались Наверху, так и не вернулись в храм. Они обосновались в пещерах на берегу океана. А в сумерках мыши порой садятся на поросшие серебристым лишайником ветки деревьев, и тогда я вижу их прозрачные голубые крылья.
И этот остров – он для нас все равно как святая земля.
Каждая ракушка, которую тут подберешь, может хранить голос Майры. Каждый камешек под ногами мог быть камешком, на который ступала она. Любое дуновение ветра или шелест волны может оказаться посланием от нее. Но в то же время это может быть просто ветер, просто волны, ракушки или камешки на берегу. В этом вся прелесть.
Мне здесь хорошо. Если бы я могла, построила бы здесь из древесины прибитых к берегу деревьев дом для всех нас: для Фэна с Бэй и для меня с Тру. А на крыше я бы посадила фигурку бога с трезубцем, такого, как когда-то подарила мне Элинор. Летучие мыши прилетали бы к нашему дому и отдыхали, сидя на этом трезубце.
Мне жаль, что я не могу жить Наверху.
А вот Бэй, наоборот, хотела бы жить Внизу. Но ни она, ни я пока не имеем возможности поселиться там, где нам хочется. И мы не можем быть вместе. Бэй нужно быть рядом с Фэном Наверху: там ему легче дышать и там теперь местные врачи помогут ему вылечиться от страшной болезни. А для меня пока лучше оставаться Внизу. Я по-прежнему еще не могу жить в их мире достаточно долго. Пока, увы, все исчисляется отнюдь не месяцами или годами, но всего лишь днями. Однако каждый новый подъем на поверхность я переношу все легче и легче.
И конечно, Тру тоже живет в Атлантии. Мы работаем в команде по восстановлению Нижнего рынка. Мы восстанавливаем свой родной город с помощью огня и металла. Вчера мы плыли рядом по дорожке, и, когда наши тела прикоснулись друг к другу в воде, я вспомнила, как мы вместе поднимались на поверхность. Когда мы вышли на берег, Тру поцеловал меня прямо при всех, не обращая ни малейшего внимания на одобрительные возгласы одних и возмущенный свист других.
– Рио, почему ты выбрала именно меня? – спросил он.
– Я очень долго прислушивалась, – ответила я. – И поняла, что ничей больше голос в мире не звучит так надежно, как твой.
Пока я росла, я часто чувствовала себя в капкане собственного голоса и толстых стен Атлантии, тяготилась опекой родных. Как же давно все это было.
Сейчас я сижу на берегу океана рядом с сестрой. Она положила руку мне на плечо. Мы вдыхаем воздух мира Наверху, а «небо» мира Внизу плещется у наших ног. И я знаю, что теперь я свободна.
Я сильная, и я стала такой не только под влиянием извне, но еще и благодаря тому, что есть внутри меня. Я сама создала себя.
– Бэй, – обращаюсь я к сестре и вижу, как меняется выражение ее лица. Однако она не столько удивлена, сколько рада. Ветер касается ее волос, щекочет песком ее кожу.
– Рио, – говорит она, – твой голос.
Я улыбаюсь. Бэй тоже это услышала.
Ко мне возвращается голос сирены.
Я думала, что он ушел навсегда, но затем, много недель спустя, я вдруг почувствовала его снова. Это случилось в тот день, когда в храме собрались и запели дети-сирены, чей дар родители прежде скрывали от окружающих. Мне кажется правильным, что мой голос вернулся именно в этот момент. Я отдала его, и он вернулся ко мне, чтобы я им снова поделилась. Это заставило меня вспомнить о маме. Верховная Жрица Океания отдала все ради спасения других, она хотела защитить и научить их. И это, как ни странно, не сделало ее слабее. Наоборот, мама от этого стала только сильнее.
Мне казалось, что я последняя сирена в Атлантии, но теперь я первая. Кто-то должен учить молодых сирен, которые наконец-то могут жить спокойно и ни от кого не прятаться. Кто-то должен рассказать им истории, которые были скрыты в стенах Атлантии.
– Мне сейчас пришло в голову: а ведь мы с тобой повторяем историю Океании и Майры, – говорю я Бэй. – Две сестры, которые любят друг друга, но вынуждены жить порознь.
– Я бы очень хотела быть похожей на них, – с чувством отвечает Бэй.
И я тоже. Они были преданы друг другу. Ни одна из них не пыталась уничтожить другую, хотя у каждой была такая возможность, как в старой истории о сестрах-сиренах.
Наши мама и тетя присутствуют в каждой, самой мельчайшей частичке этого мира, и поэтому так легко увидеть их в собственной душе. Я думаю, что они наблюдают за нами. И наверняка продолжают любить нас.
Бэй обнимает меня, и я чувствую на коже ее слезы. Нет, мы не погибшие сирены с водорослями в волосах и монетами в пустых глазницах. Мы люди, мы живые, и мы нашли друг друга.
Мы сестры, и мы не утонули.
