Мэриан смотрела на залитый солнечным светом сад. Мактавиш играл с прошлогодним листком, найденным среди зарослей желтофиолей. Он лениво похлопывал по нему лапкой. Его хвост был словно поднятое знамя, его рыжая шкурка блестела на солнце. Не оборачиваясь, она сказала:
— Разве такая история забудется сама собой?
— Что ты имеешь в виду?
— Я думала обо всем, что случается в домах... Люди рождаются и умирают, переживают хорошие и плохие времена, люди могут быть хорошими или плохими, счастливыми или несчастными, а дом все стоит.
— Да?
Она, раскрасневшись, обернулась.
— Это похоже на то, как каждое поколение обставляет дом мебелью по своему вкусу — какая-то отвратительна, какая-то прекрасна, и когда ты поселяешься в доме, то оставляешь хорошую и избавляешься от плохой, и добавляешь ту, что есть у тебя. Я подумала, не можем ли и мы поступить так же.
— То есть, ты хочешь оставить дом и жить в нем?
— Да. Если ты, конечно, не против. Когда ты сказал, что история забудется, я подумала, что мы могли бы дать этому дому новую и хорошую историю. Знаешь, здесь жило много хороших людей, так же много, как и плохих. Элиза говорит, жена дяди Мартина была сущим ангелом. Мне кажется, что в некотором роде я обязана этим хорошим людям и должна вернуть в их дом чистоту и счастье.
Он встал, подошел к ней и обнял за плечи.
— Ты и сама — очень хороший человек, разве не так? У меня такое чувство, что мне понравится быть твоим мужем.
Они поцеловались. Спустя некоторое время он спросил:
— А что насчет Инны?
— Знаешь, мне кажется, она будет рада остаться. Думаю, она считает, что гораздо проще быть там, где все знают и жалеют тебя, стараясь проявить доброту. Наверное, это легче, чем отправиться в незнакомое место, где все время будешь гадать, известно ли обо всем людям, или нет. У мисс Сильвер множество друзей в этих местах. Она сказала, что непременно попросит их приезжать к нам. Еще она сказала, что скоро приедет миссис Марш. И Феликс и Пенни...
Феликс и Пенни сидели на утесе. Они какое-то время молчали, пока Пенни не сказала:
— Тетя Флоренс завтра уезжает.
Он смотрел на море и после ее слов повернулся, нахмурился и переспросил.
— Уезжает?
Пенни кивнула.
— Сразу после похорон. Ты не знал?
Он покачал головой.
— Откуда? Она мне никогда ничего не рассказывает. Надолго она уезжает?
Пенни так спокойно, как только могла, сказала:
— Она не вернется.
Трудно было не поддаться чудесному чувству легкости, охватившему ее при этих словах. Должно быть, чувствовать нечто подобное неправильно, ведь этот человек тебя вырастил, и ты всегда называла ее «тетя Флоренс»... Но мысль об имении «Бухта» без ее тягостного неодобрительного присутствия была для Пенни слишком радостной. Она почти пропела эти слова.
Феликс воскликнул:
— Что?!
Она снова кивнула.
— Сначала Лондон — какое-то место, о котором ей рассказывала мисс Сильвер. А потом, надо думать, пансионат в Брайтоне. И, мне кажется, она намерена сменить имя, потому что все письма теперь надо будет посылать в ее банк. Как бы то ни было, она более-менее ясно дала понять, что не хочет, чтобы мы ей писали.
Феликс дерзко рассмеялся.
— Жизнь с чистого листа! Что ж, нам есть за что быть благодарными. Боже мой! Как я не любил эту женщину!
Она на мгновение коснулась его руки.
— Теперь в этом больше нет необходимости. Я пыталась полюбить ее, но так и не смогла. Забудь и ты о ней. Забудь обо всем — о ненависти и унынии, неприятностях, которые они принесли, о страхе и напряжении.
Феликс смотрел на нее задумчивым взглядом. Спустя какое-то время он сказал:
— Что мы будем делать?
Пенни ответила:
— Я не знаю.
Она посмотрела на него сияющими ясными глазами. В них светилось доверие, взволновавшее его. Он нахмурился, посерьезнел.
— Я могу кое-что заработать своей музыкой. У меня есть песенный цикл для Каррингтона, еще не законченный, но я мог бы дописать. Пару песен он слышал, и они ему понравились — он посчитал, что песни подходят для его голоса. Мы поссорились из-за того, что я не стал дописывать цикл, но, смею надеяться, что смогу с ним переговорить, возобновив работу. Ему они нужны для тура по Америке. Песнями вполне можно заработать на хлеб, если, конечно, напишешь хит, и мне нравится этим заниматься. У меня снова множество идей.
— Да...
— Отец оставил мне содержание — две сотни фунтов в год. Остальное забрала эта женщина, и, похоже, жить она будет вечно, так что рассчитывать, что что-то останется, не имеет смысла.
— У тебя все будет в порядке, учитывая, что ты можешь...
— Да. Но я думал о тебе.
— Обо мне?
Он резко кивнул.
— Здесь все принадлежит Мэриан.
Пенни мягко сказала:
— Она позволит нам остаться, если ты не станешь яростно сопротивляться...
— Почему я должен? Это место всегда было самым подходящим для работы. Некоторые места совсем не годятся. Но здесь я всегда очень хорошо работал. Ты правда думаешь, что мы сможем остаться? Она выходит замуж за Каннингема, ведь так? Разве они не захотят забрать весь дом?
— Нет. Мне кажется, мы можем... остаться на нашей половине... если хотим.
Все это время она не сводила с него глаз. Но произнося последние слова, перевела взгляд на море. Глаза ей слепило так, что синева воды слилась с синевой неба.
Феликс произнес странным и бесцеремонным тоном:
— Я полагаю... мы не можем пожениться...
— Не понимаю, почему.
— Это будет для тебя не самый выгодный брак. У меня слишком мало денег.
По-прежнему не глядя на него, она сказала:
— Знаешь, у меня ведь тоже есть деньги.
Он был так изумлен, что подпрыгнул.
— У тебя! Я всегда думал, что у тебя нет ни фартинга!
— У меня и не было. Но дядя Мартин оставил мне наследство. Он закрепил его за мной. Я не знала, пока он в прошлом году, когда мне исполнился двадцать один год, не рассказал об этом. И это довольно крупная сумма. Он попросил, чтобы я никому не говорила, ну я никому и не сказала.
— Почему?
— Я не хотела уезжать отсюда, но, если бы они узнали, мне было бы очень сложно остаться.
— Ты даже мне ничего не сказала, — произнес он обвиняющим тоном.
Ее веки опустились. Он увидел мокрые ресницы и слезинки, упавшие на щеки.
