Марк вскочил, но вместо того, чтобы выйти из комнаты, подошел к ней, стиснул в объятиях и прижал к груди.
– Зачем, скажи, мы друг друга мучаем?
Только одно мгновение она позволила себе расслабиться, но потом резким движением оттолкнула его.
– Мне надо ехать, – сказала она.
Он с минуту помолчал, потом согласно кивнул:
– Ты права. Но, в любом случае, прости меня, Габриэль. Очень тебя прошу.
Она дождалась, когда он пошел принимать душ, и начала собирать свои вещи: постелила на пол простыню – ее собственную, между прочим, – и стала швырять на середину одежду, обувь, белье, косметику…
Габриэль приостановила это занятие лишь на минуту, когда в спальню забрел Киллер и принялся со всеми удобствами устраиваться на ее вещах.
– Плохой котик. Пло-хой.
Она сняла его и, чтобы впредь неповадно было, легонько шлепнула. И сразу же об этом пожалела. Она любила кошек. В детстве ей ужасно хотелось иметь кошку или собаку, но отец не позволял.
– Ты ведь знаешь, как я ненавижу кошек, – низким голосом, передразнивая покойного отца, произнесла Габриэль и стала увязывать вещи в узел.
Взвалив его на плечо, она, не оглядываясь, пошла прочь из комнаты.
Выйдя на улицу, она встала на край тротуара и подняла вверх большой палец, подзывая такси. На сердце у нее было тяжело, а глаза затуманились от слез.
«Никогда не суйся в жизнь хороших мальчиков, которые думают, что рождены, чтобы спасти мир, – сказала она себе. – Таких вот, вроде Марка, святош, которые считают себя лучше других. И которые, надо признать, и впрямь лучше очень и очень многих».
Первой машиной, которая к ней подкатила, управлял жуткий тип с толстой рожей, бегающими глазами и сальной улыбкой.
– Запрыгивай, – сказал он, открывая перед ней дверцу и пожирая взглядом ее голый живот.
Но Габриэль еще не сошла с ума, чтобы садиться в машину с человеком, обладающим внешностью серийного убийцы.
– Иди к черту! – сказала она, вытирая хлюпающий нос одной рукой и захлопывая дверцу другой.
Во втором такси за рулем сидел похожий на студента колледжа аккуратный парнишка с короткой стрижкой.
«На вид парень вроде приличный, – подумала Габриэль, – а так – кто знает?»
Смахнув с ресниц слезы, она открыла дверь и положила свой узелок на заднее сиденье.
– Вы знаете стриптиз-бары где-нибудь поблизости? – спросила она у водителя, усаживаясь рядом с ним на переднее сиденье.
Парень застенчиво и немного нервно ей улыбнулся.
– Ищите уютное местечко, чтобы посидеть и выпить? – спросил он, нажимая на педаль газа.
– Нет, милый. Я ищу работу…
Глава 29
Гроза кончилась.
Ветер утих и дождь прекратился. На дворе запели птицы. Громко и жизнерадостно, как они всегда поют после грозы.
В комнату сквозь неплотно задернутые шторы проникали лучи света.
Молли лежала неподвижно, погруженная в свои мысли.
С началом нового дня к ней вернулась способность рационально мыслить и отдавать себе отчет в своих поступках.
Остин.
Спит с ней рядом.
Она вдруг поняла, что не в силах созерцать его снова.
Прежде чем он проснется и увидит ее рядом с собой в постели, прежде чем выражение страсти у него на лице сменится насмешливым и ироническим, она должна исчезнуть, уехать отсюда.
Молли выскользнула из постели, взяла кое-что из своих вещей и поспешила укрыться в ванной. Повернув кран, она проверила, не слишком ли холодная вода, после чего встала под упругие струи душа.
Такое уже раз случилось, говорила она себе. Там, на заднем дворе. Но тогда она проявила куда больше достоинства и сдержанности, была больше похожа на замужнюю женщину с солидным стажем семейной жизни… Но вчера…
То, что произошло вчера, нельзя было назвать супружеской близостью. Это был какой-то необузданный, животный секс.
Он видел ее лицо в тот момент, когда она кончила.
Он видел ее обнаженной. И не просто обнаженной, а, фигурально выражаясь, вывернутой наизнанку.
И то, что он видел, Остин использует против нее. Обязательно. Тогда, когда она менее всего будет этого ожидать. Остин – настоящий варвар. Грубый варвар, способный высмеять все на свете, даже самое святое.
Опять начинается старая песня. Она продемонстрировала ему свою слабость, позволила ему себя контролировать. Неужели в ее жизни так будет всегда? Неужели она рождена на этот свет только для того, чтобы об нее вытирали ноги? Более того, неужели она сама подсознательно стремится к подчинению?
Нет, нет и еще раз нет. Она не такая. Она – личность и не позволит, чтобы ею помыкали.
Продолжая предаваться этим печальным размышлениям, Молли закончила принимать душ, выключила воду и стала вытираться, стараясь не обращать внимания на то, что после вчерашнего у нее сладко ныли груди, а кожа – там, где ее натер своей щетиной Остин, – покраснела.
Одевшись, она остановилась у двери, не решаясь открыть ее. Интересно, спит ли сейчас Остин? Если спит, она сможет незаметно выскользнуть из дома.
Ручка в ванной задергалась.
– Молли? С тобой все в порядке? – послышался голос Остина.
– У меня все хорошо.
Она повернула кран, и вода потекла в белую фарфоровую раковину.
– У меня все просто отлично!
Плеснув холодной воды себе на лицо, Молли посмотрела на свое отражение в зеркале. Щеки пылают, губы припухли. А на подбородке красная полоса от щетины Остина. Ужас!
Что он скажет, когда увидит все это? Какие гнусные слова подберет, чтобы над ней посмеяться?
Ею вдруг овладело отчаяние. Приходилось признать, что в моральном отношении она – полный банкрот. Чувство независимости и ощущение собственной значимости, которые она культивировала в себе на протяжении всего последнего года, были уничтожены всего за одну ночь.
– Молли!
Нет, Остин так просто от дверей не уйдет. Не оставит ее в покое. Но не может же она весь день сидеть в ванной?
Молли прошлась щеткой по волосам, заправила выбившуюся из прически непокорную прядку за ухо, после чего, набравшись решимости, распахнула дверь ванной и, стараясь не смотреть на Остина, проскользнула на кухню. Периферическим зрением ей удалось, однако, заметить, что он, по крайней мере, голым не был и успел натянуть на себя джинсы.
Оказавшись на крохотной кухоньке, она первым делом достала из настенного шкафчика банку с кофе. Взяв мерную ложечку, стала насыпать коричневый порошок в кофеварку: одна ложечка, две, три… Черт, всыпала она третью ложку или же нет? Молли посмотрела на кучку молотого кофе внутри конуса из фильтровальной бумаги. Так сколько все-таки она туда положила кофе: две ложечки или три? Или, может, четыре? Этого со всей уверенностью она сказать не могла. Вытащив из кофеварки фильтр, она высыпала его содержимое в жестянку, вставила фильтр на место и снова принялась отмерять мерной ложечкой кофе.
