Но на записку, которую она послала в клуб, Малкольм не ответил. И Элли сказала, что не пригласила его на обед. Будет ли у них шанс поговорить? Или он действительно покончил с ней, как дал понять в тот день, уйдя из дома?
Сэр Персиваль Пикет был первым прибывшим.
— Прекрасная леди Карнэч! — воскликнул он, театрально сгибаясь к ее руке. — Если бы вы признались мне в своем авторстве, я бы удвоил свои попытки покорить вашу золотую цитадель!
Эмили поперхнулась смешком и услышала хихиканье Элли.
— Я надеюсь, вас не слишком задела скандальность моей книги, сэр Персиваль.
— Задела? Я очарован! Я знал, что в вас кроется искра Божия! И должен посвятить вам поэму, поскольку вы больше не Непокоренная.
— Уверена, что в этом нет необходимости, — сказала она. Во время ее второго Сезона в Лондоне сэр Персиваль посвятил ей ужаснейшие стихи «О васильковые глаза Непокоренной», после чего к ней прикипела эта кличка, а Алекс и Себастьян безжалостно дразнили ее несколько месяцев. Недоставало только еще одной сомнительной оды.
Сэр Персиваль никак не мог успокоиться.
— В своей книге вы назвали меня сэром Галахадом. О, я польщен. Нэй, я просто принижен. Нет, я лишился голоса. Могу лишь надеяться, что верну вам услугу. Я немедленно должен подумать над названием.
И он отправился на поиски бренди, служившего топливом для искусства. Элли опять захихикала.
— Похоже, сэр Персиваль готов вызвать на дуэль твоего мужа из книги.
Эмили поморщилась. Чуть раньше один из гостей Элли сообщил им новости о дуэли Малкольма и Кэсселя.
— Из всех дурацких мужских занятий это самое худшее, — сказала Эмили.
Лакей пригласил в гостиную Фергюсона и Мадлен.
— Надеюсь, вы не клевещете на весь род мужской из-за поэзии старого Перси, — протянул Фергюсон, целуя ее руку.
— Сэр Перси безобиден. Но я терпеть не могу дуэлянтов, — сказала Эмили.
Мадлен поцеловала ее в щеку.
— Не стоит отчитывать Фергюсона за случившееся. Знай я, зачем он сегодня на рассвете покидает дом, я бы сама его пристрелила. Но я с ним согласна — приятно знать, что некий шотландский пэр смог перещеголять его по скандальности.
— Прими мои поздравления, — сухо сказала Эмили. — И как же мой дорогой муж поживает?
— Вполне сносно, но задолжал мне новую шляпу, — ответил Фергюсон. — Ваша честь вне опасности на сегодня, миледи.
Следующими ее приветствовали младшие сестры, Кейт и Мэри.
— Как ты могла не сказать нам, что ты написала «Непокоренную наследницу»? — пропищала Кейт.
— Это ужасно нечестно с твоей стороны, — пожаловалась Мэри. — Сначала Мадлен, теперь ты!
Элли прожгла их взглядом.
— При вашей несдержанности неудивительно, что взрослые не посвящают вас в свои тайны.
Мэри вспыхнула. Об актерской игре Мадлен знали сестры, но не ведало общество — и Эмили считала, что такой скандал им не скрыть.
— Прости, Элли, — сказала Мэри. — Этого больше не повторится.
Сестры взялись за руки и отправились в глубь комнаты, обойдя бормочущего сэра Персиваля, который, похоже, впал в транс перед картиной с почти обнаженной женщиной у камина. Гостиная Элли была обустроена для больших вечеринок и тайных свиданий. Ее репутация хозяйки скандальных приемов появилась благодаря шикарным картинам, маленьким альковам с бархатными драпировками, которые скрадывали звук, а также тяжелым ароматам тепличных цветов, благоухавших в огромных напольных вазах, расставленных по всей комнате. Гостиная напоминала богатый будуар и никак не походила на обиталище скромной вдовы.
Эмили продолжала улыбаться, принимая все новых гостей. У Элли собрались истинные сливки аристократии. Ее влияния в определенных кругах хватило, чтобы заполнить бальную карту на десять дней вперед.
К тому же в ноябре было мало приемов и крайне мало развлечений, если сравнить его с Сезоном весной. Вскрывшееся писательство Эмили, а также то, что Малкольм устроил из-за нее дуэль, при их молчаливой вражде, сделало Эмили главной темой недели. Никто из гостей не стал бы отказываться от приглашения, и все они не собирались ее осуждать.
Тетушка Элли, Софрония, вдовая герцогиня Харвич, величественно вплыла в комнату.
— Герцогиня Бодлингтон была написана с меня? — осведомилась она, игнорируя вежливое приветствие.
Эмили моргнула.
— Да, ваша светлость.
— Чудесно. Герцогиня Девонширская пыталась ее присвоить, но я ей сказала, что автору хватит ума не чествовать такую скандальную особу.
Герцогиня обладала немалым влиянием в свете и всегда прямо выражала свое мнение. Выдуманная герцогиня Бодлингтон была одной из самых комичных особ в сатире Эмили. Она попыталась разгадать выражение лица герцогини, но увидела лишь обычный непроницаемый и слегка недовольный взгляд.
— Прошу прощения за возможное оскорбление, ваша светлость.
Софрония рассмеялась:
— Чепуха. Мне много лет так не льстили. Возможно, вы не получите после этого приглашения в Олмарк, но вам будут рады на любой вечеринке, где я обладаю влиянием.
Она отвернулась. Эмили выдохнула, решив, что она вне опасности.
Но Софрония вновь повернулась к ней.
— Однако меня оскорбила трость. Как вы смели вручить ее мне, словно старухе, которую измучила подагра?
— Только вы могли сделать трость привлекательной частью образа, — отозвалась Эмили.
— Истинно так, — кивнула Софрония. — Я прощаю вас, леди Карнэч.
Герцогиня ушла в глубину комнаты. Элли самодовольно улыбнулась:
— Я же говорила тебе, что этот вечер — прекрасная идея.
— Клянусь, — вздохнула Эмили, — если я снова возьмусь за сатиру, ты не дождешься пощады.
Следующими пришли братья Эмили. Она не говорила с ними с тех пор, как Малкольм оставил ее в изоляции, но их приветствия были теплыми.
Однако взгляд Алекса обещал немедленное осуждение всего, что случилось. Себастьян же, пару недель назад прибывший с плантации на Бермудах, стремился в компанию очаровательных Кейт и Мэри, чтобы поделиться с ними историей своих достижений, и ничуть не интересовался скандалом вокруг Эмили.
За ними вошла Августа в сопровождении лорда Тэррьера, обычного своего компаньона на подобных собраниях. Она была чуть холоднее сыновей, но тоже обняла Эмили.
— Я удивлена тем, что ты не впустила меня в дом на прошлой неделе, — сказала она.
— За это вини Малкольма. Я не знала, что он велел дворецкому отвечать, будто я никого не принимаю.
Раздражение Августы мгновенно сменилось злостью на Малкольма.
— Он просто чудовище. Надеюсь, у тебя есть план, как преподать ему пару уроков.
