Он предпринял еще одну попытку.
— Мисс Престон, поскольку старшая дочь лорда Эллиса совершила самоубийство, на дознании будет присутствовать один из королевских советников. Он будет представлять интересы герцога Ланнефида. Думаю, он сделает все, чтобы дело завершили как можно скорее. В таких условиях высока вероятность ошибки. Полагаю, вы в очень непростой ситуации и даже, позволю себе предположить, в опасности. Если вы не сообщите суду о том, что являлось темой вашей беседы с лордом Эллисом, это может быть превратно истолковано. Дознание имеет целью выяснить крут причастных к преступлению. Таким образом, вы можете оказаться идеальным кандидатом для вызова в суд.
Она взглянула на него так, что у него чуть не остановилось сердце от жалости. Она словно хотела сказать, что уже и так находится под судом, но не вымолвила ни слова. Наконец иностранец повернулся к инспектору.
— Я думаю, что мисс Престон осознает те трудности, с которыми ей, возможно, придется столкнуться в связи с этими злосчастными обстоятельствами, месье, — сказал он. — Но сейчас ей предстоит справиться с куда более серьезными трудностями личного характера. Она не в состоянии отвечать вам.
Инспектор неохотно покинул дом. Ему хотелось бы остаться в той комнате и узнать, что стало причиной такой перемены. Но мисс Спунс выпроводила его. Она была вежлива, но немногословна.
— Спасибо, — только и сказала она, закрывая дверь.
Инспектор снова увидел эти руки, в синяках и порезах.
Конечно, он должен будет сообщить обо всем коронеру.
— Можно отправляться домой, — по-отечески обратился он к констеблю Форресту, зная, что дома его помощника ждет молодая семья, а завтра всем предстоит праздновать Рождество.
Глава девятнадцатая
Похороны лорда Моргана Эллиса и его дочери Манон, состоявшиеся на следующий день, привлекли к себе любопытных и сочувствующих и стали предметом пристального внимания, которое оказалось настоящим кошмаром для семьи герцога Ланнефида. Было решено отправить тела в Уэльс, где и должно было состояться погребение, но сама процессия проходила, конечно, в Лондоне. Церемония была обставлена со всей торжественностью: лошади, наряженные в черное, и белые лилии повсюду создавали траурную атмосферу, невзирая на то что по календарю город отмечал Рождество. Черные экипажи, черные лошади, черные перья, представители самых знатных фамилий со всей Британии — на Оксфорд-стрит, в «Империи траура от Джей», было много заказов. (Однако нашлись и такие, кто предпочел остаться в стороне: очевидно, это были не те похороны, на которые прилично являться. Так, на церемонию не пришел никто из семьи герцога Трента, и всех покоробила столь явная жестокость, проявленная к юной герцогине, которая только недавно вошла в эту знатную семью.) Королева прислала дальнюю кузину в качестве стороны, имеющей родственное отношение к этой семье. Несмотря на то что город утопал в тумане, а на улице моросил дождь, к зданию собора Св. Павла тянулся поток людей. Сегодняшний день был, в конце концов, особенным. Люди указывали пальцами, перешептывались и что-то выкрикивали. Некоторые охотно покупали у уличных разносчиков пироги, а те, почувствовав возможность поживиться, тут же набавили на свой товар по полпенни. Какофония звуков грозила затопить город, шум толпы сливался с движением похоронной процессии. Карманники, попрошайки, бродячие артисты — в этой толпе смешались все. Кто-то запустил воздушного змея, а жонглеры подбрасывали в воздух мячики. Люди справляли нужду прямо на улице, а в клетках у дороги можно было купить голубей. Глашатаи, как всегда, выкрикивали речитативом свои песни:
Он не один, их двое здесь, о горе их семье!
Никто не в силах слез сдержать,
Такого не увидишь ты и в самом страшном сне!
Одна мертва — в наряде подвенечном,
Другой — в расцвете сил погиб,
Хоть жизнь была их так беспечна,
Но рок жестокий их настиг!
Это были не просто похороны. Здесь смешались все оттенки жизненной драмы: убийство, самоубийство и жестокость.
Похоронный кортеж начал свой медленный путь в Уэльс, к месту семейного склепа. Двое оставшихся детей по приказу леди Розамунд оказались в закрытом наглухо экипаже. Их сопровождал один из самых надежных слуг семейства Ланнефидов. Ему было строго приказано доставить детей в семейный особняк, чтобы оградить их от скандала. Именно там, в Северном Уэльсе, им и надлежало оставаться, пока не поступят особые указания от самого герцога.
В сером свете сырого дня закрытый экипаж и траурный кортеж медленно тянулись по дорогам, ведущим из Лондона.
Глава двадцатая
Комната на верхнем этаже гостиницы «Якорь» (иногда называемая «большой приемной»), поблизости от полицейского участка на Бау-стрит, представляла собой помещение довольно внушительных размеров, однако даже такой просторный зал не мог вместить всех, кто считал, что у них есть веские основания присутствовать на дознании, назначенном королевским коронером в связи со смертью лорда Моргана Эллиса, наследника герцога Ланнефида, на следующий день после Рождества. Комнату часто использовали для проведения важных собраний, а также для дознаний. Она производила очень приятное впечатление: на стенах деревенские пейзажи, зажженный камин (согревавший комнату, которая вскоре наполнится тяжелым запахом разгоряченных тел), часы на каминной полке, отсчитывающие уходящие минуты, зеркало, где отражался набитый людьми зал, полка для шляп господ-присяжных. Шторы не были задернуты, но лившийся из окон утренний свет был серым и тусклым, поэтому пришлось зажечь лампы. Внизу толпились люди — их жалобы перемешивались со смехом, в гостиницу явились и любители пропустить с самого утра по стаканчику, какие-то темные личности выбрали себе «Якорь» местом деловой встречи. Здесь же собирались чартисты, а возле самой гостиницы пешеходы штурмовали омнибусы и экипажи, шедшие до Бристоля. Люди все прибывали. Офицер коронера позвал констеблей: те, кто получил специальное разрешение попасть в зал, поднимались наверх под крики разгоряченной элем толпы. Герцог Ланнефид появился на пороге в сопровождении вдовы в черном, и вслед ему и леди Розамунд, которых встречали поклонами, катилась волна шепота: шли аристократы.
Семнадцать добропорядочных и законопослушных мужчин, уже успевших принять присягу во время демонстрации тела, вошли в зал в своих лучших костюмах. Они положили шляпы на специально отведенную полку и расселись с важным видом, зная, что им предстоит участвовать в разбирательстве очень важного дела. Пекарям, которых включили в состав суда присяжных, пришлось подняться раньше обычного, чтобы выполнить все заказы и явиться в зал без опозданий. Господин из «Утренней хроники» уже вошел, здесь же были и журналисты из «Таймса» и «Мировых новостей», и только репортер «Глобуса» все еще топтался внизу, возмущаясь и жалуясь. Мисс Рилли Спунс сидела в стороне. В зале было совсем мало женщин, и она старалась не привлекать к себе внимания. Она заметила, что один из присяжных, резчик по стеклу Джозеф Менли, был знаком им: именно у него они покупали звезды для своего дома. Сэр Фрэнсис Виллоуби, советник королевской фамилии, восседал рядом с герцогом Ланнефидом и леди Розамунд. Он внимательно следил за происходящим. Казалось, что много никому не известных людей получили разрешение присутствовать на заседании. Возможно, это были вездесущие журналисты или те, кто воспользовался своими родственными связями, а может, это были просто любопытные. Инспектор Риверс сидел сзади. Вдруг откуда-то явился месье Роланд. Констебль Форрест по знаку офицера закрыл двери и занял пост. Но даже теперь, когда установилось подобие порядка, тяжелый запах пива и табачного дыма проникал сквозь закрытую дверь. Мистер Танкс, войдя в зал, сразу же заметил присутствие сэра Фрэнсиса Виллоуби и обратился к собравшимся с суровой торжественностью. Он брал на себя ответственность за ведение настоящего дела.
