Фостер рассказал, что знал, и всем стало ясно, что Долони абсолютно невиновна.
Мухаммед Таки стоял, понурив голову.
Тогда вперед выступил Чондрошекхор.
— Воплощение правосудия! — обратился он к навабу. — Я свидетель того, что служанка говорит правду. Я тот самый брахмачари.
Кульсам узнала его.
— Да, это он, — подтвердила Кульсам.
— Раджа! — снова обратился к Миру Касиму Чондрошекхор. — Если этот англичанин говорит правду, задайте ему еще два вопроса.
— Спроси его сам, — ответил наваб. — Ему переведут твои слова.
— Ты сказал, что слышал имя Чондрошекхора. Так вот, Чондрошекхор — это я. Ты...
— Не трудитесь продолжать, — перебил его Фостер. — Я не боюсь смерти. А на вопросы я вправе отвечать или не отвечать. Вам я отвечать не буду.
— Позовите Шойболини, — приказал наваб.
Когда вошла Шойболини, Фостер сначала даже не узнал ее: больная, похудевшая, грязная, в старом платье, с растрепанными волосами, серыми от пыли; бессмысленная улыбка на губах, вопрошающий взгляд сумасшедшей. Фостер содрогнулся.
— Ты знаешь ее? — спросил Мир Касим.
— Знаю, — ответил Фостер.
— Кто это?
— Шойболини, жена Чондрошекхора.
— Откуда тебе это известно?
— Можете приказать привести в исполнение наказание, к которому меня приговорили. Я отвечать не стану.
— Тебя отдадут на съедение собакам.
У Фостера пересохло во рту, задрожали руки и ноги. Собравшись с силами, он сказал:
— Если вы приговорили меня к смерти, то хотя бы прикажите убить меня другим способом.
— Нет, — ответил наваб. — В древности у нас существовала такая казнь: виновного по пояс закапывают в землю и натравливают на него собак, а после того как они его искусают, раны посыпают солью. Когда же собаки насытятся, они уходят, а полусъеденный пленник остается в земле. Затем проголодавшиеся собаки возвращаются, обгладывают оставшееся на костях мясо. Я приговорил тебя и Таки Хана именно к такой смерти.
Связанный Таки Хан завыл словно зверь. Фостер упал на колени и стал взывать к богу:
— Великий создатель! Я никогда тебя не звал, никогда о тебе не думал. Я много грешил и никогда не помнил о том, что ты существуешь. Но сейчас я беспомощен, я зову тебя. О ты, надежда слабых, поддержка беззащитных! Спаси меня!
Не удивляйся, читатель! Даже тот, кто никогда не верил в бога, в минуту несчастья призывает его на помощь. То же произошло и с Фостером.
Вдруг Фостер увидел у входа в шатер какого-то седого старца с длинными спутанными волосами, с белой бородой, в красной одежде. Старик пристально глядел на него. Фостер уже не мог отвести взгляда, он смотрел ему в глаза, и постепенно его рассудок подчинился воле старика. Фостер закрыл глаза, тело его расслабилось, словно он погрузился в глубокий сон. Ему показалось, что седой старик шевелит губами, будто говорит что-то. Потом Лоуренс услышал глухой, словно гром, голос, зазвучавший над самым ухом:
— Я избавлю тебя от ужасной смерти, ты не будешь отдан на съедение собакам. А теперь отвечай мне. Ты был любовником Шойболини?
— Нет, — ответил Фостер, взглянув на безумную. — Нет! Я никогда не был любовником Шойболини.
Снова раздался громоподобный голос. Фостер не мог понять, кто это говорит, он слышал только сам вопрос:
— Тогда почему Шойболини оказалась в твоей лодке?
Фостер начал рассказывать:
— Очарованный красотой Шойболини, я похитил ее из дома. Я решил поместить ее в моей лодке, думая, что со временем она полюбит меня. Но скоро я понял, что ошибся. Когда я впервые попытался войти к ней, она достала маленький нож и сказала: «Если ты войдешь в мою комнату, мы оба умрем. Ты должен относиться ко мне, как к матери». Я так и не смог приблизиться к ней. Я никогда к ней не прикасался.
Все присутствующие услышали его слова.
— Как ты заставил ее есть пищу иноверов? — спросил Чондрошекхор.
— Она никогда не ела моей пищи и еды, до которой я дотрагивался. Она сама себе готовила, — проговорил Фостер.
— Что она готовила?
— Она не ела ничего, кроме риса и молока.
— А вода?
— Она сама брала ее из Ганги.
В это время вдруг послышался глухой отдаленный шум.
— Что это? — спросил наваб.
— Это стреляют английские пушки. Англичане напали на лагерь, — взволнованным голосом ответил Мухаммед Ирфан.
Все бросились к выходу из шатра. Пушки загремели снова. Гул многих выстрелов слился воедино, и с каждой минутой становился все более оглушающим. Раздался гром барабанов, и вокруг поднялся страшный шум. Топот коней, бряцанье оружия, победные крики солдат — все это было подобно буре. Небо до самого горизонта застилал дым, словно всколыхнулся огромный океан.
Все находившиеся в шатре устремились на улицу, одни спешили на поле боя, другие спасались бегством. В шатре остались только наваб да связанный Мухаммед Таки.
Пушечные ядра уже падали около шатра. Наваб вынул из-за пояса саблю и пронзил ею грудь Таки Хана. Изменник умер. Только после этого наваб покинул шатер.
На поле битвы
Выбежав из шатра вместе с Шойболини, Чондрошекхор увидел Романондо Свами.
— Что ты хочешь делать? — спросил тот Чондрошекхора.
— Я не знаю, как спасти Шойболини! Крутом рвутся пушечные ядра, темно от дыма! Куда идти? — растерянно проговорил Чондрошекхор.
— Не волнуйся. Разве ты не видишь, что мусульманские войска бегут. Там, где отступают в начале сражения, победа невозможна. Эти англичане — удачливые, сильные и хитрые люди. Может быть, со временем они покорят даже всю Индию. А теперь пойдем туда, куда бегут мусульмане. Я беспокоюсь не о нас с тобой, а о твоей жене. — И они последовали за бегущими мусульманами.
Неожиданно впереди они увидели отряд хорошо вооруженных солдат-индусов, который внезапно появился из ущелья и теперь спешил навстречу англичанам, опьяненный жаждой битвы. Во всаднике, скакавшем впереди, все сразу узнали Протапа.
— Протап! — воскликнул Чондрошекхор. — Зачем ты здесь, в этой неравной битве? Вернись!
— Я искал вас, — ответил Протап. — Следуйте за мной, я укрою вас в надежном месте.
С этими словами он приказал своим солдатам взять под охрану Чондрошекхора и его спутников и повернул назад. Протап прекрасно знал все, казалось бы, совершенно непроходимые горные дороги. Скоро они были уже далеко от поля сражения. Чондрошекхор подробно рассказал Протапу о том, что произошло на дарбаре.
— Протап! Ты достоин высшей похвалы. Теперь я знаю все, — сказал Чондрошекхор.
