– Сказала, убери лапы, – сквозь зубы процедила охотница. – Яйца оторву.
Блад отдернул руку и снова закрыл глаза, наслаждаясь ощущением того, что он здоров. Но долго отдыхать ему не дали: что-то мокрое, шершавое и весьма дурно пахнущее коснулось лица. Раздалось счастливое похрюкивание, и длинный язык загулял по щекам, лбу, носу…
– Дуриан, пошел вон! – расхохотался Акула, отталкивая зверя.
Тот радостно взвизгнул, отбежал и принялся облизывать Жасмин.
Акула уселся, ощущая себя удивительно сильным и очень голодным. Взглянул вниз: у подножия холма потерянно бродили КОК, Мария и Джей-три.
– Вставай, кошечка! Баста помирать.
– Что произошло? – подал голос Грант.
– Да черт его знает. Предтечи нас зачем-то вылечили.
Грант повертел головой, прислушался к чему-то.
– И моего двойника нет. Какое приятное чувство легкости!
– Они ушли вроде бы, – отозвалась Жасмин. – Что-то такое помню. Белый свет, тоннель, освобождение…
Раздался знакомый гул. Над головами, закрыв на мгновение небо, пронеслось черное брюхо космического корабля. Блад проводил его взглядом:
– Вот и транспорт подоспел. Без опознавательных знаков вроде бы. И пошарпанный здорово. Пиратский.
Он подскочил, махнул рукой:
– Вставайте! Пошли, разберемся по-быстрому. Надеюсь, к ужину управимся. Дуриан, за мной!
У них снова появился шанс выжить. И Акула не собирался его упускать.
* * *
Сначала белизна была абсолютной. Ни верха, ни низа, ни начала, ни конца – лишь белое сияние. Потом оно подернулось чернильной дымкой, которая расползалась, выбрасывала стрекала, окутывала людей, кружилась, затягивала в воронку. В этом стремительном смерче Дан видел лицо Насти – настоящей, такой, какой знал ее всегда. Рядом был Сенкевич, его вечный враг. Вскоре их расшвыряло в разные стороны, прижало к телу воронки. Настя и Сенкевич стали расплываться, исчезать. Вместо них появилось лицо старика, приблизилось, загородило обзор.
Высокий лоб под белоснежным париком, острый длинный нос, резкие черты, тонкие губы, острый подбородок. И пронзительный горящий взгляд черных глаз.
– Остановись, – губы старика не шевелились, но Дан отчетливо услышал этот приказ, произнесенный властным твердым голосом. – Остановись…
* * *
В безумной круговерти Сенкевич не видел ни Платонова, ни его подругу. Да что там, себя не различал. Но вдруг из мельтешения красок выступило скуластое лицо. Черные раскосые глаза, казалось, смотрели прямо в душу.
– Я просчитался, – холодно произнес господин Камацу. – Признаю. Остановись!
* * *
Пахло сухой травой, пылью и какой-то едой. Во рту явственно ощущался привкус рыбы. Дан очнулся, вздрогнул и огляделся. Маленькая хижина без окон, с земляным полом, никакой мебели, только циновка на полу. На ней он и сидел. Рядом стояла деревянная тарелка с шариками из риса. Дан знал, что внутри их – кусочки рыбы. Суши.
– Ты слишком задумчив сегодня, Акира, – раздался вдруг резкий голос.
Людей, кроме самого Дана, в хижине не было. В углу сидел крупный ворон, склонив голову, посматривал строгим блестящим глазом. Поймав взгляд Дана, птица медленно и важно зашагала к нему. Подошла, вскочила на колено, прогулялась туда-сюда, заглянула в тарелку, схватила один шарик, проглотила. Потом спросила:
– Почему ты не ешь, Акира? Тебе нужны силы. Хватит горевать, это недостойно самурая.
Дан обалдело изучал говорящего ворона. Но еще больше, чем разумная птица, его поразила нынешняя реальность. Акира… Теперь он японец?! И Сенкевича-то не обвинишь, давний враг сразу предупредил: неизвестно, куда вынесет портал.
Дан скосил глаза: на нем была простая серая рубаха, перехваченная поясом, широкие штаны из той же ткани. Он глубокомысленно пошевелил пальцами босых ног. Никакого тебе самурайского доспеха. Зато на циновке лежали катана, вакидзаси и потертый кожаный мешок. У входа стояли деревянные сандалии.
– Ну же, Акира! – проговорил ворон и больно клюнул в колено. – Ты собираешься мстить за смерть своего господина? Собираешься уничтожить предателя? А Кумико? Будешь сидеть тут и дрожать, подобно хризантеме на ветру, дожидаясь, когда ее невинность продадут какому-нибудь престарелому чиновнику?
Кумико… Вспомнились печальные глаза, покорная полуулыбка, скользкий шелк кимоно, нежные, как лепесток цветка, тонкие пальцы… Почему он был уверен, что речь идет о Насте?
Ворон, словно перехватив эти мысли, надолго задумался.
– Да в тебя вселился дух, Акира! – проницательно сообщил он наконец. – Что ж, возможно, это даже к лучшему. В тебе дух, во мне дух, вчетвером что-нибудь придумаем.
Поспешно дожевав суши и запив их чаем из маленькой чашечки, Дан поднялся, подхватил мечи, мешок и пошел к выходу.
Вчерашний уважаемый самурай из богатого клана, свирепый воин, верный соратник своего господина и счастливый влюбленный, а сегодня – потерявший все нищий ронин Сайто Акира отправился навстречу новой судьбе. И ворон тэнгу взлетел на его плечо.
