Я улыбнулся этому воспоминанию. Не туда попало. Это было одним из самых любимых выражений моего отца.
Я закрыл альбом и положил его в чемодан.
— Извини, Сид. Прости, что не смог сделать тебя счастливой.
Я говорил искренне.
— Иди сюда, — сказала она.
И я подошел к ней, мы обнялись и стояли так очень долго.
— Останемся друзьями? — сказал я.
— Навсегда, Гарри. — Она ласково отстранила меня и снова занялась упаковкой чемоданов. — Но я, пожалуй, уйду, пока между нами еще осталось немножко любви.
* * *
Маме понравилось носить парик в стиле Долли Партон.
Хотя потеря волос после химиотерапии была единственным, что с ней не произошло. Большой золотистый парик использовался сейчас вовсю. Когда она открыла нам с Пэтом дверь, он обрамлял ее все еще красивое лицо, блестя и переливаясь в солнечных лучах, как рыцарские доспехи.
— Что случилось с твоей головой? — удивился Пэт.
— Это мои волосы от Долли Партон, дорогуша.
— С тобой все в порядке, да? — спросил я. — У тебя волосы не начали… ну, ты знаешь?
— Совсем нет. Он стоил пятьдесят фунтов в магазине «Хэрродз». Не хочется, чтобы он просто лежал без надобности. К тому же, как сказал Род Сюарт, блондинкой быть веселее.
Она на самом деле выглядела великолепно в этом парике. Но когда Пэт занялся просмотром видеофильмов, я ушел в сад с мамой и там она сказала мне, что парик не имеет ничего общего с желанием быть блондинкой.
— Я изменилась, — сказала она. — Все думают, что у меня все позади. Но для меня никогда это не закончится. Как только где-нибудь заболит или кольнет, то я сразу думаю, не возвращается ли болезнь. Подхватываешь простуду и думаешь, что снова обострился рак. Не слушай меня. Мне просто себя жалко.
— Совсем нет, мама.
— Парик Долли Партон, — грустно улыбнулась она, касаясь золотых кудрей. — Таким образом, я пытаюсь показать миру, что я уже не та. Я изменилась. Мне говорят: «Пришла в норму, Лиз?» — Мама покачала головой. — Я так сержусь. Не могу притворяться, что этого со мной не было. Как сказать всем? Как объяснить? Жизнь никогда больше не будет нормальной. Нормальность ушла.
Я знал, что она имела в виду. По крайней мере, мне так казалось. Всегда оставалась вероятность возвращения болезни. И так будет всегда.
— Но я стала сильней. Взгляни на меня в этом большом парике. Я иду в магазин, и мне все равно, кто на меня смотрит. Меньше всего нас заботит то, что говорят другие, правда? Сейчас я стараюсь жить сегодняшним днем. Жить полной жизнью. По-своему, тихо и мирно. Я не строю планов на десять лет вперед. Если нужны гарантии, можно купить тостер. Теперь я стараюсь ценить то, что я имею. — Она взяла меня за руку. — И ценить, как меня любят.
— Ты еще много лет проживешь, мам. Ты победила эту штуку. Ты еще увидишь, как Пэт вырастет.
Мне так хотелось в это верить.
— Для людей это трудно, — продолжала она говорить, как будто не слышала, что я сказал. — Я думаю, что твой отец чувствовал себя точно так же, когда вернулся с войны. С кем он мог поговорить по-настоящему о том, через что он прошел? Только с теми, кто испытал то же самое. С теми, кто знал.
Она показала мне брошюрку. Это оказалась одна из тех розово-фиолетовых брошюр про рак. Но эта была новой.
— Можно научиться, — сообщила мама, открывая ее. — Проводятся занятия по подготовке консультантов. Для того чтобы беседовать с женщинами, которые проходят то же лечение, через которое проходила я. Теперь я знаю, что мне хочется заниматься этим. Хочу помогать женщинам, которые пытаются победить рак груди. Слышишь, Гарри? Я уже могу об этом говорить. Раньше я не могла даже произнести этого слова. Рак. Как будто я чего-то стеснялась, как будто я была в чем-то виновата. Помнишь молоденькую блондинку в больнице? Такую симпатичную? Немного моложе тебя. У нее было двое мальчиков, двое прелестных ангелочков. Приблизительно возраста Пэта.
Я с трудом вспомнил бледную молодую женщину, лежавшую в той же палате, что и мама.
— Так вот, она умерла. — Мамины глаза неожиданно наполнились слезами.
— Ты не умрешь.
— Я хочу беседовать с такими вот девушками. Я имела в виду — женщинами. Нужно называть их женщинами, да? Для меня она была просто девушкой.
В сад вышел Пэт, ему надоело смотреть кино. Сегодня он не хотел ехать к бабушке. Его звал к себе в гости Берни Купер. И я чувствовал себя виноватым, забирая его сюда, но убедил его в том, что мы необходимы бабушке. Мама права. Все, что раньше было нормальным, изменилось. И мне не дано знать, как много времени нам всем отпущено.
— Мои красивые мальчики, — пропела она, раскрывая нам объятия, — обнимите меня. Оба. Ну же. Я не рассыплюсь.
Мы с Пэтом обняли ее и рассмеялись, потому что уткнулись носами в ее парик Долли Партон, понимая, что в этот момент она нам дороже всех на свете.
Пэт пошел в гостиную, а мама похлопала меня по плечу, улыбаясь одновременно печально и радостно.
— Отец гордился бы тобой. Я рассмеялся:
— Не знаю. Почему?
— Потому, что ты заботился обо мне все это время и любишь своего сына. Потому, что ты хороший человек. Всегда сравниваешь себя со своим отцом и все время обнаруживаешь, что чего-то недостает. Ты ошибаешься, Гарри. Как бы высоко ни поднялся твой отец, тебе все равно нужно расти самому.
— Но как вам с отцом удалось это, мам? Как можно любить кого-то всю жизнь? И как сделать так, чтобы брак сохранился все это время?
Маме не нужно было даже раздумывать над этим.
— Просто надо все время влюбляться, — ответила она. — Влюбляться снова и снова в одного и того же человека.
* * *
У Джины в доме принято всегда снимать обувь у порога. Поэтому, когда Пэт открыл дверь своим ключом, я увидел их сразу же — мужские туфли огромного размера, занявшие в прихожей весь коврик с надписью «Добро пожаловать». Эти туфли были немного сбиты на каблуках и нуждались в чистке. Они скорее походили на приземлившийся самолет, чем на простые туфли.
«У нее новый мальчик», — подумал я. Ничего удивительного. Она никогда не останется надолго одна. Джина не выглядит одинокой женщиной. Все еще.
Помогая Пэту снять пальто, я подумал о том, о чем часто думал, находясь поблизости от моей бывшей жены.
А как насчет моего мальчика?
Если Джина начнет встречаться с кем-нибудь, что это будет значить для Пэта? Не будет ли он ее раздражать?
Джина вышла к нам. Лицо у нее было красным и возбужденным. Я почувствовал вспышку неприязни по отношению к бывшей жене. Какого черта она делает тут с этим парнем, носящим такие огромные ботинки?
— У бабушки новые волосы, — сообщил ей Пэт.
