Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Солнце за время, что провели в машине, поднялось над горизонтом на такую высоту, что уже начало печь, и пришлось раздеваться. Нелли, сняв свитер, осталась в одной кремовой маечке с короткими рукавами, маечка выглядела как самая простая, но в ее крое, как и в крое Неллиных белых льняных брюк, доходивших ей до середины икр, была такая рафинированность линии , что эта простота казалась самой изощренностью. Лифчика под маечкой у Нелли не было, грудь ее, когда она, оставив в машине свитер, ступила с подножки на землю, свободно и вызывающе сгуляла вверх-вниз, соски упирались изнутри в материю двумя тугими спелыми черешенками, и казалось, просвечивают сквозь нее, — Рад, отводя от Неллиной груди глаза, поймал себя на том, что сглотнул слюну. При Дроне она так не ходила.
Теперь, объявил пожилой, им предстоит пешая часть дороги.
Пешая часть дороги оказалась тропой, которая сразу же круто повела вниз. Пожилой шел впереди, постоянно оглядываясь назад, молодой замыкал их группу. Минут через пять тропа вывела к заросшей кустарником расселине, по каменистому ложу которой, то прячась в зарослях, то открываясь голизной играющей на солнце быстрой воды, говорливо тек ручей. Через расселину был переброшен узкий бамбуковый мост с проволочными перилами — с трудом разминуться двоим. Рад следом за пожилым и японцем ступил на него — мост был словно живой, он отзывался на любое движение, раскачиваясь одновременно во всех направлениях, казалось, он стремится сбросить тебя вниз, словно норовистая лошадь неумелого седока.
— Давай я пойду перед тобой, чтобы ты за мной следил, — попросила Нелли.
Рад пропустил ее вперед, и они двинулись дальше.
Японец, загораживая путь, стоял посередине моста. Проволочные перила в этом месте неожиданно дополнялись жердями, и, опершись о жердь, свесив с груди отвесом свою цифровую камеру, он смотрел вниз, на кипящий в десятке метров под ногами ручей. Обойти японца было невозможно, и, оказавшись перед ним, Нелли остановилась.
— Is anything wrong? — Что-нибудь не так? — спросила она японца. — Are you all right? — С вами все нормально?
— It is terrifying, isn't it? — Страшно, да? — вопросил он вместо ответа. — Isn't it?
— Ничуть, — с отважной небрежностью ответила Нелли. — Я с другом, — указала она на Рада.
— Мне бы хотелось рассказать вам свою историю, — не обратив на ее слова о друге внимания, сказал японец. — Я, вы знаете, после смерти жены все время чувствую себя, как на этом мосту.
Слова упрека за устроенный затор, готовые сойти у Рада с языка, остались непроизнесенными.
— Она умерла полгода назад, чуть меньше, но «меньше» — это три дня, их можно не считать, — проговорил японец. Обращался он только к Нелли, словно не замечая Рада, — как того не было тут и в помине. — Я ее очень любил. Я любил ее, как должен любить японский мужчина. Я любил ее, как сейчас японские мужчины любить разучились: строго, но верно. Я отдавал ей все деньги, которые зарабатывал. Я ездил с нею в Европу. Мы были в Париже, в Венеции, в Барселоне. Мы были в Америке. Не только Северной, но и Южной: в Бразилии, в Аргентине. Я возил ее даже в Россию, когда эта страна называлась еще СССР. Там есть такая река — Енисей, мы спускались по ней почти до Северного Ледовитого океана.
Нелли посмотрела на Рада. «По Енисею, представляешь?» — говорил ее взгляд.
Сзади подошли тайки-канадки с молодым напарником пожилого гида. Что такое, что-нибудь случилось, почему стоим, заспрашивали они. «Почему стоим?» — это был голос молодого, он наконец-то заговорил.
— Надо идти, — тронул Рад Нелли за плечо. — Скажи ему.
— Надо идти, — повторила Нелли, обращаясь к японцу.
— Но я бы хотел дорассказать вам свою историю, — настойчиво объявил японец. Тоска в его глазах была нестерпимой. — Я бы хотел знать ваше мнение как женщины.
— Вы дорасскажете вашу историю по дороге, — увещевающе сказала Нелли.
Японец многозначительно посмотрел на нее — вы обещали, выразилось в его исполненных тоски глазах, — повернулся и двинулся по мосту к краю расселины, где стоял и ждал их, с выражением тревожного недоумения на лице, пожилой гид.
— Не отходи от меня, — жарко прошептала Нелли на ухо Раду, прежде чем тронуться вслед за японцем.
Соступив с моста, едва дождавшись, когда Нелли окажется на земле, японец тут же пристроился к ней.
— А когда моя жена умерла, — заговорил он, словно в его рассказе не было никакой паузы, — выяснилось, что она всю жизнь вела дневник.
— Как Сэй Сёнагон, — проявила знание японской классики Нелли.
Японец, не ждавший от нее реплики, сбился. Мгновение он молчал, потом отрицательно помахал рукой:
— Нет, она не Сэй Сёнагон. Она вела дневник, чтобы писать там о своих любовниках. Она записывала, как с кем познакомилась, а главное, как с кем она занималась любовью. Очень подробно. О каждом оргазме. У нее было пятьдесят три любовника. И всех своих любовников она сравнивала со мной. Лучше меня было только трое, и это может служить утешением, но все же слишком слабое утешение, как вы полагаете?
Нелли, видел Рад по ее лицу, принялась судорожно искать в себе ответ на его вопрос, но вопрос оказался риторическим. Ответа японцу не требовалось.
— Несколько раз она записала, — продолжил он, — что хотела бы убить меня, чтобы быть свободной. Она даже обдумывала способы, как это сделать, но не решилась, потому что лучше меня были всего лишь трое, и, кроме того, она боялась остаться без средств к существованию. И вот я жив, а ее нет, но я не могу считать это жизнью. Я сижу на транквилизаторах, а разве это жизнь, когда зависишь от таких лекарств? Я работал в хорошей фирме, а теперь у меня нет работы, я потерял ее, и мне ничего не остается делать, как ездить по миру, пока есть деньги. А что будет, когда они кончатся, я не могу даже думать. Я сейчас думаю о том, что нам предстоит прогулка на слонах. Как вы полагаете, это не опасно — кататься на слонах?
Нелли беспомощно взглянула на Рада: что отвечать? — но Рад даже не успел подать ей никакого сигнала, — японец уже вновь говорил сам:
— Я полагаю, что в моем положении чем опасней, тем лучше. Моя жена вела, по сути, очень опасную жизнь. Мне иногда кажется, что она была права. Мы все так или иначе обманываем друг друга, зачем мелочиться? — надо обманывать по-крупному. Как вы полагаете? Она получала от жизни удовольствие, обманывая меня, я обманывался, считая, что она мне верна, и тоже жил в свое удовольствие. Мы оба получали удовольствие — обманывая и обманываясь. Люди не могут не обманывать друг друга. Обман — основа человеческой жизни. Обман и насилие. Они идут рука об руку. Непременно. Смотрите, она хотела убить меня. Полагаете, потому что я ей мешал? Чепуха! Она хотела убить меня, потому что обман другого — это своеобразная власть над ним, а она хотела властвовать надо мной беспредельно.
А беспредельная власть — это власть над чужой жизнью. Обман, если он ничем не обуздывается, непременно переходит в насилие.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
