— А-а, мать вашу курицу!!!
Вцепившийся ему в волосы воин вдруг рассыпался целым фейерверком костей. Мелькнул широкий меч, кто-то споткнулся о пришпиленного дротиком к земле Середина, выругался и, заревев медведем, кинулся на сарматов. Олег приподнял голову. Среди лошадиных костяков буянил Крот, лихими взмахами меча отгоняя пытавшихся достать его с седла воинов.
Видно, хмель еще играл в голове крестьянина: длинный меч тянул его за собой, таская между скелетами коней. Призраки били мечами, перегибаясь с седел, тыкали дротиками — и никак не могли попасть. Крот ревел, спотыкался, падал на колено, снова вскакивал. В его движениях не было никакого смысла, и предугадать следующее, встретить ударом было просто невозможно.
Подернутая туманом картина казалась настолько нелепой и нереальной, что Середин усмехнулся. Правда, усмешка была горькая: долго так продолжаться не могло. Олег дотянулся левой рукой до дротика в плече, попробовал вытащить. В глазах засверкали искры, горло перехватило невольным стоном. Нет, не поддается.
Новые звуки заставили его откинуть голову, чтобы взглянуть на воинов, столпившихся со стороны южных ворот. Это десятки копыт били в дорожную пыль, давили кости павших, несли призраков плечом к плечу вперед, вдоль затаившихся в тумане строений.
Внезапно в их рядах возникло замешательство: передние оборачивались, поднимали мечи, скелеты коней пятились, приседали, становились на дыбы под напором нового противника. В гущу сарматов словно ворвался вихрь: крутились смешавшиеся в кучу костяки коней и воинов, лошадиные попоны, древки дротиков, рогатые шлемы. Стук, треск, звон оружия, хруст позвонков — и над всем этим яростное рычание, рев обезумевшего демона в обличье полуволка-получеловека… Призрачные воины не дрогнули перед напором чудовища — останки свирепых сарматов, некогда разметавших скифское государство, несколько веков державших в страхе Великий Рим, они не могли дрогнуть. Приказ, поднявший древних мертвецов из могилы, гнал их вперед, заставляя уничтожать любого, вставшего на пути. Уничтожить — или пасть прахом, освобожденным от душ лютых воинов и уже неподвластным чарам. И злая воля гнала их, заставляла рубить, колоть, бросаться с коней в безнадежной попытке остановить воина-оборотня.
— Мужики, бей костлявых! — хриплый, задыхающийся вопль Крота покрыл шум схватки.
С дворов, перескакивая через плетни, бежали с топорами, с косами, даже просто с кольями и оглоблями выглянувшие на шум схватки селяне. Сарматы не успели встретить их стрелами, и колья, кроша кости, обрушились на коней, топоры добивали упавших, ломали ребра, сносили черепа, перешибали позвонки.
Бой сместился к лежавшему на земле Середину, перед лицом замелькали лапти, копыта. Рядом со стуком брякнулся скелет всадника, удар топора тут же раскрошил ему череп.
Стиснув зубы, Олег взялся за дротик двумя руками, поднатужился, качнул из стороны в сторону, отплевываясь от взлетавшей над дорогой пыли и песка, рванул, выдирая из утоптанной земли.
— Есть, пошло! — и в этот момент широкое, неподкованное копыто бухнуло ему в лоб, выбивая искры из глаз и унося сознание…
Голоса, голоса… То стихают, будто удаляясь, то приближаются. Ему почудился знакомый, но почему-то шепелявящий голос. Олег попытался открыть глаза.
— …да выдерни ты эту заразу, ишь, истыкали парня, чисто еж стал…
— Какой еф, фего мелефь? Пара дырок вфего, да копытом в лоб трефнули…
В плече взорвалась боль, заплясали радужные круги в глазах, но он смог удержать себя на грани беспамятства.
— …тихо, тихо, уфе вфе. Теперь фтрелу. Ага, эт хорофо, фто навылет профла. Да наконефник фломай, дубина…
— Дай-ка я, — сказал еще один знакомый голос, — подержите его.
Середина схватили за руки. Он все-таки не выдержал, зашипел, когда из бедра потащили стрелу.
— Несите в дом. — Середин узнал голос Невзора и открыл глаза.
— Погоди… погоди…
Над ним склонилось странное, без бровей, ресниц и усов, голое лицо. Только глаза узнаваемы: еще теплятся в них огоньки ярости.
— Невзор?
— Я это, я. Что, не узнал? — Невзор провел ладонью по голому лицу. — Обгорел малость, не рассчитал. Уж очень яро полыхнул огонь греческий.
— Все кости собрать, — прошептал Середин, ловя его руку, — все, до единой. Сжечь… все сжечь, а прах — в реку. Проследи сам.
— Ладно, все сделаю, ты лежи.
Олег поманил Невзора пальцами к себе поближе. Тот склонился.
— Ингольф?
— Ушел, гад.
— Тогда не медли. Спалите кости и торопись к Малуше своей. Выручай ее, не то он первый успеет, и тогда уж все… Век ей волчицей жить. — Середин пожал ему руку и в лучших традициях Голливуда откинулся, как бы впадая в беспамятство.
Мужики положили ведуна на две скрещенные жерди и понесли к дому. Сам Крот шел сзади, стряхивал кровь с усов, щупал пальцами распухшие лепешками губы и ругался на чем свет стоит.
— Вот ведь дуфегуб, прямо в морду черепуфкой фаехал…
Середин смотрел на светлеющее небо — близилось утро. Звезды бледнели, прощаясь до следующей ночи, туман оседал, растворялся, прятался в землю. Перед глазами маячила спина мужика в разодранной рубахе. Мужик то и дело оборачивался, подмигивал Олегу, кивал: мол, не тужи, выходим, отмолим тебя.
Послышались женские голоса. Середин увидел над собой лицо старостихи. Она приподняла ему ворот рубашки, взглянула на рану:
— Заживет, как новый будешь.
— Ты тут не мефайфя под ногами. Давай, полотно готовь, девки пуфть воду греют. А мне медку бы надо — вифь, фубы рафтерял.
— Тебе только бы медку! Вот обиходим парня, тогда и получишь, — отрезала женщина.
Олега внесли в горницу, положили на лавку. Жена и дочери крестьянина разрезали его рубаху и штаны, приложили отвары из трав, перевязали чистым полотном прошитое стрелой бедро, плечо и рваную рану на левой руке.
— Ничего, кости целы, мясо нарастет, — приговаривала старостиха.
День прошел в полузабытьи. Под вечер пришел Невзор — попрощаться. Долго сидел возле Середина, неловко молчал, наконец осторожно пожал ему руку.
— Пойду, пожалуй. А то как бы и впрямь колдун не упредил. Ты поправляйся, а я приеду. Может, с Малушей и приеду. А навьи кости мы пожгли, и хозяйство кузнецово спалили. — Он встал, потоптался у двери. — Спасибо тебе.
Середин махнул рукой.
— Иди. Тебе тоже спасибо. Может, свидимся еще.
Невзор ушел. Ведун лежал, укрытый до подбородка теплой овчиной. Его то бросало в жар, то трясло в ознобе. Плечо горело, бедро дергало непрекращающейся болью. Заглянул хмельной мужик, вытер ему полотном взмокший лоб, улыбнулся, щерясь выбитыми передними зубами.
— Положили костлявых! Всех до единого. — Староста уже пообвыкся с отсутствием зубов и шепелявил гораздо меньше. — Мужики подоспели, ага. — Он наклонился к Олегу, дыша в лицо перегаром. — А Невзор-то, а! Кто ж он таков? Как пошел шкелеты метать: сюда голова, сюда руки-ноги… о-о! А уж скакал, чисто барс. Прям как сиганет — коня со шкелетом наземь валит, и кости рвет, грызет, ага! Меду хошь?
