— Хорошо, — не стал спорить верховный жрец и обратился к пленнику: — Расскажи кто ты, откуда, какие преследовал цели? Все расскажи, без утайки.
Зачарованный, побежденный птицечеловек, со сломленной волей, зачирикал, рассказывая свою историю.
Если бы не надо было перетолмачивать с птичьего на орнейский язык его историю для верховного жреца и Найжела, который не отрываясь смотрел на пленника, Роберт не сдержался бы — заколол бы его мечом, не желая слушать жуткого и позорного для себя рассказа. Но он переводил честно, слово в слово, не скрывая от друга и верховного жреца ничего.
Птицелюди появились в этом мире во времена Великого Нашествия. Они не пришли вместе с чужинцами, они из другого мира. Сколько миров таилось за чудесным проходом в этом помещении? Сколько их всего — разных, диковинных, непредставимых? — неведомо. Наверное, бесконечно много. Птицы-люди пришли помочь людям в освободительной войне против пришельцев по просьбе их предводителя Марлора, прозванного позже Царем Мира.
После победы людей и полного уничтожения чужинцев, птицелюди остались в этом мире, который стал им почти родным; они основали собственное королевство в обезлюдевшей местности. И долгие сотни лет жили счастливо. Но дорога в родной мир была закрыта, да и немногие из них подозревали о существовании другого мира.
Чем была вызвана мировая катастрофа, расколовшая континенты, Марваз не знал.
Вряд ли причиной было существование прохода в иномирье, но эта версия прекрасно ложилась в историю, вымышленную им для Роберта, рыцаря, с которым Марваз, один из старших чародеев птицелюдей, связывал свое спасение. Увы, только собственное, ибо сородичей от полного истребления умеречь не смог.
Он вернулся из долгого путешествия и узнал, что остался последним из своего племени. Из поколения в поколение маги передавали наследникам свои знания, и Марваз являлся их обладателем. Он понимал, что в этом мире ему нет жизни и есть единственный шанс на спасение — добраться до острова Астазии и уйти в свой собственный мир, откуда некогда явились его предки.
Он мог принимать людской облик даже на продолжительное время — до полугода, но не бесконечно. Ему волей-неволей приходилось принимать свой истинный вид и любой рыцарь мог зарубить его, а горожанин — взять в плен, прельстившись на объявленную за голову любого птицечеловека премию. Он мог себя защитить от самонадеянных искателей легкой добычей, но вечно жить под угрозой гибели, изгоем, невозможно.
Марваз попытался прорваться к выходу в иномирье сам и чуть не погиб — он бежал от пещеры, едва не задохнувшись от переполненного магией чада. Он едва добрался до нанятого им корабля и лишь на отдалении от острова пришел в сознание.
Он мог спрятаться на каком-нибудь затерянном в море островке или уединиться в пещере, где-нибудь в неприступных скалах. Но он хотел жить с подобными себе.
Тогда он придумал этот план, чрезвычайно трудный и долгий, и через годы чрезвычайно терпеливо шел к его исполнению.
Он выбрал одного из самых ярых рыцарей, из тех, что уничтожали его племя — молодого тогда графа Астурского. И сумел, под обличьем мадгарского рыцаря, увлечь его, придумав орден, имени не имеющий. Он кропотливо строил детали, придумал историю, приходилось применять магию и гипноз, чтобы ни граф, ни его Тень ничего не могли заподозрить. Если только рыцарь может пройти в замок Астазии — рыцарь и пройдет. И он стал оруженосцем графа Астурского, уже свободно под его защитой находясь в естественном виде. Как долго и трудно он вел сюда, на остров Астазии, графа Роберта… Вряд ли кто-нибудь другой сумел бы проделать это.
В столице орнеев путь чуть не преградил Чевар. Он о чем-то догадывался (кстати, он никогда не был на острове Астазии, о чем Марваз знал совершенно точно), но не знал, что за всем стоит Марваз. Чевар думал, что Робертом движут другие люди — орден без имени обманул не только Роберта, многие сильные маги по всему миру сейчас ломают голову над этой загадкой. И если кто-то сообразит такой орден учредить — он придет не на пустое место. Из-за Чевара птицечеловеку пришлось срочно менять план и инсценировать свое убийство (к тому времени Марваз как раз уже отдохнул в истинном облике и мог перевоплотиться в кого угодно). И он выбрал для очередного перевоплощения не вымышленный облик, а реальной ученицы Чевара, которую пришлось убить, чтобы помешать магу.
Все получилось как нельзя лучше, чем планировал Марваз. И даже на корабле, каждый день предлагая Роберту любовь, он ничем не рисковал — граф был верен своим клятвам. В свое время Марваз потребовал отрешения графа от желания женских ласк, чтобы ничто не отвлекало рыцаря от главной цели. Марваз знал, как женщины могут вмешиваться в самые тщательно продуманные планы и ломать все тончайшие построения.
Он предполагал утащить Роберта в бессознательность, представ ему в облике Первого Блистательного Эксперта, и уйти. Граф сам бы не понял, что произошло и, выйдя из транса, сам уничтожил бы выход в иномирье. Что было бы после его ухода в этом мире, так безжалостно обошедшегося с его племенем, Марваза не интересовало.
Но он проиграл в решающей схватке, хотя готов был к смертельной битве с кем угодно — верховный жрец орнеев воспользовался магической силой всего своего народа.
И как обидно потерпеть поражение у самого выхода, когда встреча с соплеменниками, не подозревающими о его существовании, была так близка…
Марваз замолчал.
Все оказалось так просто. И так до невозможности стыдно.
Граф повернул меч острием в сердце и сделал резкое движение, чтобы достойно покончить с этим позором.
Найжел, верный друг Найжел, вовремя заметил это движение (или ожидал его?) и с силой ударил по руке Роберта. Лезвие бесплодно рассекло воздух.
— Если ты хочешь сделать это, тебе придется сначала убить меня, — твердо сказал орней.
Старые друзья посмотрели друг другу в глаза.
— Но ты не можешь вступать в бой, пока у тебя не родится наследник, — почему-то вспомнил Роберт.
— Вот именно!
И неожиданно оба рассмеялись. Невеселый смех, но все же — смех…
— Благородный граф, если у вас нет к пленнику вопросов, то надо решать: что с ним делать? — обратился к Роберту верховный жрец. — Он скоро придет в себя…
— Убить, да и все дела! — заявил Найжел. — Если враг не сдается — его убивают.
— Его можно отпустить, — неожиданно сказал жрец. — Отпустить в его иномирье.
Он так долго шел к этому, что заслужил.
— Ага, — возмутился Найжел. — Чтобы он вернулся с миллионами своих сородичей?
Я помню, Роберт мне рассказывал, как они хитры и опасны, сколько доблестных рыцарей погибло, охотясь за ними!
— Этот проход, — жрец кивнул на затянутый магической пленкой неровный пролом в стене, — единственный. Никого он сюда не приведет. Здесь теперь все время будут жить жрецы. Если понадобится, то и воины. И никто не войдет в наш мир, если мы того не пожелаем.
