Книга У смерти твои глаза - Дмитрий Самохин

Утром я проснулся рано. Было холодно и сыро. Сон не хотел отпускать меня. Я взглянул на часы и обнаружил, что уже без пятнадцати шесть. Стало быть, остается всего пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в порядок, на скорую руку позавтракать, почистить зубы, умыться и приготовиться к загородному походу, намеченному на сегодня. А сон был на редкость сладким. Я отдохнул и телом, и душой, хотя и не видел сновидений. После четырех кружек темного пива сновидения обычно не являются.

Я спустился в столовую, где за обеденным столом уже восседали Стеблин и Кубинец. По дому разливался аромат свежесваренного кофе, на тарелках лежало по ломтю бекона, по куску белого хлеба с маслом и по горке красной икры. Скривившись от такого безвкусия (кто же ест икру по утрам?), я налил себе кружку кофе, вытащил из холодильника ветчину и уселся за стол.

Завтрак прошел в молчании. Художника бы к нам сейчас! Такая возможность написать групповой портрет без каких‑либо усилий с нашей стороны. Каменное лицо Кубинца. Только мерно перемалывающие пищу челюсти выдают жизнь, господствующую в теле. Стеблин с остановившимся взглядом методично подносил ко рту кружку с дымящимся кофе и делал глубокий глоток. Как только глотку себе не сжег, бедолага? У меня складывалось ощущение, что я завтракал не в кругу семьи, а на выставке роботов.

Обычно мы так рано не встаем. Мы не сумасшедшие, и на службу к восьми утра никому из нас приходить не надо. Девять утра – подъем. Десять часов – начало рабочего дня. Но сегодняшний день особенный. Нам предстояла вылазка в стан врага. Особо рисковая вылазка, поскольку о том, куда мы направляемся и с какими целями, знали только я, Ираклий и Гонза. Дубай и его работодатель, что называется, ни сном ни духом. Им предстояло нырнуть в факты только тогда, когда я посчитаю, что время для этого настало. Я сам устанавливаю правила.

Закончив завтрак практически одновременно, мы механически поднялись и направились в кабинет на первом этаже, где я открыл сейф и протянул Ираклию и Гонзе по стволу. Нам могло это понадобиться. Ведь мы направлялись в неизвестность.

Оттаивание произошло, лишь мы ступили на борт катера. То ли Кубинец и Стеблин окончательно проснулись и осознали, что рабочий день уже наступил и пора бы показать, что ты не робот, а человек. То ли им надоело строить из себя киберов и захотелось пообщаться. Так или иначе, они расслабились. Кубинец занял кресло штурмана. Стеблин растекся на пассажирском сиденье. Я водрузился за штурвал. В молчании, но уже теплом, я ввел в бортовой компьютер конечную точку путешествия. Дождался, пока программа выведет кратчайший маршрут с поправками на пробки, ремонт мостовых сооружений, когда баржи и земснаряды загромождают канал, и отшвартовался от причала.

– Дом‑то хоть заперли? – ехидно поинтересовался я.

Этим должен был заняться Кубинец.

– Заперли, – обнадежил Гонза. – Вот тебе, солнышко, и доброе утро, и добрый день, и чай с вареньем. Мать его за ногу.

– Надо же, мы проснулись. А я – то думал, что так и будете прикидываться истуканами.

– Проснешься с тобой. Ты лучше скажи, какого лешего тебе нужно было так рано вставать. Выехали бы часиков в десять. Разница‑то. А сейчас только подозрение вызовем. Какого, спрашивается, рожна три мужика в семь часов утра в лесу сшиваются, – продолжал ворчать Кубинец.

– Грибки собирают. Грибники мы, – ответил я. – Сами‑то люди нездешние.

– Ага, уроды мы, а не грибники, – мрачно заявил Кубинец.

– А катер где оставим? – вмешался Ираклий.

– Рядом с дамбой. Водная система на дамбе заканчивается. Там рядом и оставим. Придется пешочком по суше походить. Непривычно, конечно. Но что поделаешь.

Больше мы не разговаривали. Молчали как прокаженные, у которых языки превратились в пюре. А через полчаса вышли на финишную прямую. Впереди показалась дамба «Моисей». Величественное и массивное сооружение двадцати пяти метров в ширину. Бог знает скольких метров в высоту. Она возвышалась над водами молчаливо и немного высокомерно. Она чувствовала свое величие и не обращала внимания на людишек, что копошились у ее подножия и в ее чреве. Сооружение, на котором оказалась зациклена вся жизнь в городе. Разрушь его, и городу в прежнем его виде и с нынешним укладом жизни придет скоропостижный… конец. Он в муках агонии скончается. Но на смену ему появится что‑то другое. Восстанет новый город с новыми горожанами. Каким он будет? Вот в чем вопрос. Но уже не тем Санкт‑Петрополисом, который мы любили. Дамба – ахиллесова пята града.

Эти мысли пролетели в моей голове со скоростью метеорита. И, судя по потерянным лицам моих товарищей, они испытывали те же чувства, что и я. Избавившись от наваждения, я всмотрелся в каменный берег и через пару минут заметил подходящее место для парковки. Маленькая бухточка, куда я аккуратно ввел катер.

– Переодеваемся, – скомандовал я.

Мы перебрались в пассажирский отсек и приступили к камуфлированию. Согласитесь, было бы странно, если в лесу вам попалась бы на глаза группа мужчин в строгих костюмах, при галстуках и в изящных сверкающих туфлях. Чтобы не вызвать подозрений, я запасся тремя военными защитного цвета куртками, теплыми штанами и резиновыми сапогами, да головными уборами – потрепанными, но все еще удобоносимыми. Оружие незримо легло в карманы. Мы были готовы к легкой прогулке по утреннему сырому лесу.

Покинув борт катера, мы разбрелись по лесу, изображая ранних грибников, которым странная страсть к собирательству не дала утром спокойно спать в теплых уютных постелях, а выволокла в промозглую сырость весеннего леса. Я аккуратно ступал по голой земле, сквозь которую выбилась тоненькая юная травка, и помахивал плетеной корзинкой, внимательно осматриваясь по сторонам. Я приметил Кубинца, шедшего в отдалении. А еще чуть дальше Стеблина. И тут меня кольнула мысль, от которой захотелось рассмеяться. Почему‑то я не подумал об этом до вылазки. А все очень просто: «Какие на хрен грибы в мае‑то месяце?» От неожиданности я чуть было не запустил корзинкой в кусты. Выглядели мы со стороны весьма и весьма экзотично. Три придурка с корзинками посреди весеннего леса. Прямо‑таки какой‑то сюрреализм. Я подкинул корзинку в воздух и наподдал ей. Корзинка треснула, но улетела в кусты. Таиться смысла не было. Мы и так выглядели чересчур подозрительно. Я нагнал Кубинца и все ему объяснил. Гонза посмотрел на меня как на сбежавшего из психушки, но поступил со своей корзинкой так же, как я. Стеблин оказался культурным. Он повесил корзину на сук и продолжил путь налегке.