Кроме того, как понял Семен, существовал повышенный спрос на костяные втулки с прорезями. Втулка надевалась на древко стрелы, а в прорезь вставлялся тонкий кремневый сколок. Такие стрелы «многоразового использования», судя по всему, очень ценились. Вообще же, вокруг косторезов наблюдался легкий ажиотаж. Позже выяснилось, что даже самый лучший из мастеров предпочитает бегать с луком по степи, а не сидеть в лагере. Если ты хочешь заполучить костяное изделие, то тебе придется как-то уговорить мастера выполнить заказ, поскольку заплатить ему нечем – платежных средств у лоуринов нет, как нет и личной собственности, кроме оружия и одежды. Задача осложняется еще и тем, что время от времени косторезы получают «госзаказ» от старейшин на изготовление общественно полезных изделий, таких, например, как иголки для шитья.
Изготовление данных предметов происходило по тому же принципу. В полой кости крупной птицы просверливалось каменным «сверлом» несколько дырочек, которые становились ушками, а затем методом прорезания и выскабливания формировались сами иголки. В общем, занятие не на один день, и оно более под стать ювелиру, чем воину, обученному работать с луком и палицей.
А вот чего Семен не увидел, так это процесса изготовления лука. Как ему объяснили, в роду Волка мастеров сейчас нет, но несколько человек проходят обучение в родственных или дружественных группах. Зато он увидел вблизи сами луки…
Грустное это оказалось зрелище: они были сделаны из цельного прямослойного куска дерева, усиленного пучком сухожилий или костяными пластинами. Со снятой тетивой лук становится прямым или чуть изогнутым в обратную сторону. Длина в таком положении около полутора метров. Рукоять массивная, плечи уплощены до ширины четыре-пять сантиметров и имеют толщину около сантиметра, все тело как-то хитро оплетено сухожилиями. Попытка согнуть такой лук не принесла ни малейшего результата – создавалось впечатление, что эта палка сложной формы вообще гнуться не должна. Предпринимать более серьезные попытки Семен не рискнул, дабы не опозориться, и вернул оружие хозяину.
Надо сказать, что знакомиться с жизнью туземцев оказалось для Семена занятием не из легких. Во-первых, он попал в двусмысленное положение: его как бы признали членом общества, хоть и не вполне полноценным. Соответственно, задавать глупые вопросы означало демонстрировать свою чуждость: «наш» человек этого не знать не может, а чужаку и объяснять незачем. Во-вторых, беседовать с женщинами не полагалось, а с мужчинами не получалось: любое занятие они превращали в какую-то медитацию, полностью отключаясь от всего окружающего. Беспокоить человека в таком состоянии дозволялось только совсем маленьким детям. Им, впрочем, в отличие от подростков, дозволялось, кажется, вообще все.
И еще одно обстоятельство повергло Семена в состояние легкого шока: как будто собрался толкнуть тяжелую штангу, а она оказалась невесомой. Впрочем, проблем это не уменьшило, а, скорее, добавило. В этом обществе Семен не обнаружил того, чему готовился противостоять, – доминирования. Ему казалось, что отношения «принуждение – подчинение» в той или иной форме возникают всегда, когда люди собираются в количестве больше одного. А уж первобытному племени сам Бог, кажется, велел иметь во главе могучего свирепого вождя с дубиной наперевес. Ничего подобного! Если не считать подростков и женщин, то в первые дни Семен вообще ни разу не заметил, чтобы кто-то кому-то отдал приказ, чего-то потребовал. Если предположить, что старейшины – власть законодательная, то где исполнительная? Кто, вообще, принимает здесь решения, организует жизнь? А как бы и никто… Она как бы сама… Как комплектуются охотничьи группы, когда обсуждаются планы совместных действий, как распределяется продовольствие и сырье для изготовления орудий? Создается впечатление, что каждый сам знает, что и как ему делать, и при этом умудряется не входить в противоречие с окружающими. Даже наблюдая за подростками, подвергающимися жесточайшему прессингу, Семен не заметил на малейших попыток старших облегчить себе жизнь за счет младших. С превеликим трудом среди взрослых мужчин угадывались наиболее авторитетные фигуры. Одной из них, безусловно, являлся Черный Бизон, но авторитет его держался явно не на физической силе. Во всяком случае, не меньшим уважением пользовался маленький щуплый мужичок, редко появлявшийся в лагере.
«Вот это, наверное, и есть настоящая община, – печально размышлял Семен. – Был бы тут какой-нибудь вождь, можно было бы с ним договориться или поссориться. А здесь с кем? Это, пожалуй, даже не коллектив, а „МЫ“ в единственном числе. Или „Я“ во множественном…»
День ото дня острота новизны притуплялась, жизнь текла своим чередом, а ответов на вопросы не появлялось. Семен заквасил рябину в двух ямах, промазанных глиной и выложенных для пущей герметичности шкурами, и, оставшись без дела, решил сходить в степь вместе с охотниками.
Конечно, лучше было бы отправиться на первую коллективную охоту в компании Бизона, но бывший Атту в степь не ходил, а сидел в лагере и занимался восстановлением своего арсенала, полностью утраченного в походе за Камнем. Семен робко поинтересовался у него, не будет ли неприличным, если он напросится с кем-нибудь на охоту. Воин посмотрел на него с явным сомнением и посоветовал присоединиться к группе, в которой будут непосвященные подростки.
– Могу я сопровождать вас? – спросил Семен.
Четверо мужчин недоуменно переглянулись и пожали плечами: а почему нет? Подростков, ужасно довольных освобождением от тренировок, Семен спрашивать не стал.
Собственно говоря, на многое он и не рассчитывал: всего лишь посмотреть, КАК это делается, ну и, может быть, помочь в переноске добычи. Как он заметил, снаряжение охотников всегда одинаково, независимо от того, собираются они вернуться вечером или через несколько дней: за спиной колчан с пучком стрел, хвосты которых торчат над правым плечом, в правой руке лук со спущенной тетивой, в левой – легкое длинное копье. В карманах рубахи помещается пара кремневых ножей, иногда свернутое пятихвостое боло с костяными грузилами – все. У Семена же ни копья, ни лука не было, а просить у кого-то ему даже в голову не пришло – оружие здесь является предметом личным и глубоко интимным.
Бегом Семен занимался почти всю свою сознательную жизнь, но в сугубо прикладных целях – для повышения выносливости. В восточных единоборствах боевые поединки коротки – все выясняется в первые же секунды, а вот спортивные часто растягиваются на несколько минут, тренировки же бывают просто изнурительными. Когда все это осталось в прошлом, Семен обнаружил, что в геологических маршрутах по горной местности эффективно работать может лишь тот, кто находится в хорошей физической форме. Каких результатов ждать от человека, если для него полукилометровый подъем по скалам и осыпям является тяжким испытанием? Исходя из этого к началу лета Семен обычно старался довести себя до состояния, в котором десятикилометровая пробежка воспринимается как легкая утренняя зарядка.
В общем, в той, предыдущей, жизни у Семена были все основания не считать себя кабинетным ученым, который встает из-за стола только в туалет, глушит литрами кофе и заполняет мусорную корзину опустошенными сигаретными пачками. И тем не менее…
