Губернатор разрывался между жаждой наживы и осторожностью. В городе бродили тысячи испанских моряков с захваченных судов, никак не улучшая криминогенную обстановку. Он понимал, что Испания — колосс на глиняных ногах, но ему чертовски не хотелось быть козлом отпущения в конфликте этого глиноногого и родной страны.
Мохаммед тоже понимал, что пора заканчивать. Тем более что «Миссури», не получив ни единого попадания, серьезно пострадал.
Через неделю, простившись с гостеприимным губернатором, заработавшим себе, детям и внукам на хлеб с маслом до конца жизни, французский конвой двинулся в Марсель. На «Миссури» откачали воду и заклепали течь, которая вскоре возобновилась. Часть груза с последнего конвоя распихали по французам, лучший из уцелевших галеон тоже прихватили с собой.
Связались с Раджой. В Марселе нет нормальной верфи, все необходимое для замены и ремонта придется переправлять по суше и по реке.
По пути встретили всего один испанский борт, потренировались в стрельбе с дальней дистанции. Мохаммед сделал себе зарубку — при нынешнем уровне техники и подготовки экипажей дальше полутора тысяч метров лучше и не пытаться стрелять. О чем сделал зарубку испанец, неизвестно. Кого интересует мнение утопленника?
78
ЗЕМЛЯ-2. 13.10.1669
ЛОНДОН
Суда приходят в Лондон. Но суда не приходят в Лондонский порт. Потому что портом, точнее системой портов, является все нижнее течение Темзы, включая столицу, берега до устья и само устье, которое расширяется настолько равномерно и постепенно, что точно сказать, сколько же километров от городской черты до открытого моря, невозможно.
Изобилие портов, причалов, пирсов и прочих сооружений предполагает высокую интенсивность судоходства. Широкая в устье, в Лондоне Темза невелика, несколько сотен метров, и не глубока. Мореходные суда водоизмещением менее тысячи тонн могут подниматься до Лондона. В XVII веке более крупных морских транспортов просто не существовало. Но и те, что бороздили реку, создавали настоящую толкучку. Проблема обострялась тем, что парусные суда в узком речном русле не могли свободно лавировать против ветра, перекрывали ветер друг другу при тесном сближении, норовили столкнуться и перепутаться снастями. Пользуясь неразберихой, на маленьких лодочках сновали вездесущие речные воры, с которыми пыталась бороться речная лондонская полиция.
Ситуация несколько облегчилась, когда на реке появились паровые буксиры. Несмотря на войну и запрет на прямую торговлю с Нидерландами, предприимчивые лондонцы покупали паровые движительные установки при посредничестве французов и активно оснащали им короткие, не более двадцати метров в длину, но верткие и тяговитые суда. От переоборудования парусников англичане первыми, после верфей миссионеров, перешли к постройке корпусов именно под паровые двигатели. Почувствовав лакомый рынок сбыта, заводы ван Наагена в Нидерландах, а потом и во Франции выпускали комплект оборудования — двигатель, дейдвуд, вал, гребной винт. К сожалению, монополия имела перспективу кончиться, так как англичане пробовали уже наладить собственное производство, реальной патентной защиты идей и технологий еще не было.
В устье Темзы выстраивалась очередь. Крупнотоннажные корабли утратили право двигаться вверх на парусах. Желая заработать на чем угодно, власти ввели обязанность найма паровых буксиров для подъема вверх по течению. Очередь занимали суда под любыми флагами. Преимущество получили лишь парусно-паровые торговые корабли, которых было еще очень мало. Их развитие сдерживалось малой дальностью плавания на угле.
Пока сотни судов в сгущающихся сумерках ожидали буксира, в кильватер последнему поднимающемуся за буксиром судну пристроился непривычно узкий корабль. Кроме двух мачт, на которых паруса были убраны, корабль дымил двумя трубами, то есть имел свою новомодную паровую установку. Он нес флаг незнакомого вида, но на то Лондон — открытые ворота для грузов со всего мира. Если, конечно, не нарушается Навигационный акт. Если нарушается, еще лучше, судно подлежит конфискации.
В надвигающейся октябрьской темноте было не разглядеть ни название, ни порт приписки. Силуэт был странный, но безо всякого видимого вооружения. Поэтому полиция, рассмотрев гостя, не выказала особого интереса. Пусть с ним разбираются таможня и портовые власти.
Из-за медлительности идущих впереди буксиров, незнакомец добрался к Лондону только под утро. В ночной темноте матросы сняли бесформенные накладки на орудийные башни. Упала в воду фальшивая грот-мачта, а фок освободился от декоративных прибамбасов вроде вант и рей. Наконец, исчезло нелепое знамя несуществующей страны, а с кормы обвалилась тряпка, прикрывающая надпись: «Ван Нааген. Роттердамское адмиралтейство». Когда впереди показался Лондонский мост, над мутными водами главной английской реки взвился гордый стяг Флота Объединенных Провинций.
Планируя акцию, решили не рисковать и не идти дальше вверх по течению. Конечно, было бы эффектно всадить несколько фугасов в здание Парламента и Вестминстерское аббатство, а при предельном угле возвышения орудий — и в Букингемский дворец. Но решили не рисковать. Лондонский мост — разводной, низкий, еще XIII века. Если англичане оперативно сориентируются, а в глупости их еще никто не заподозрил, они успеют опустить подъемные пролеты, и корабль попадет в западню. Корпус пройдет под мостом, трубы нет.
В итоге решили ограничиться Тауэром. Капитана несколько удивило, когда Голдберг ему несколько раз сказал:
— Не смей разрушать Тауэр! Не более четырех-пяти попаданий.
— Но почему?
— Тауэр — историческое наследие всего человечества. Кроме того, твоя задача не сносить его до фундамента, а напугать англичан, показать, как они уязвимы в самом сердце королевства. Ущерб нанесешь уничтожением их судов.
Как и планировали, перед мостом «Ван Нааген» сломал строй и, словно лихач через двойную сплошную, сделал крутой разворот через середину фарватера. Заодно опробовал нововведение: перегретый пар хлынул в сигнальное устройство, и над Темзой впервые прозвучал оглушительный протяжный пароходный гудок.
Мелкие парусные суденышки кинулись в стороны от хулигана, сталкивались между собой, врезались в ошвартованные суда.
Тауэр оказался на левом траверсе. Орудия пошли вверх. Бартоломео Мошаду никогда не вел огонь по объектам на суше, поэтому углы стрельбы оказались крайне непривычными.
Промазать по высокой стене в упор сложно. Не тратя времени на пристрелочные, «Ван Нааген» дал два залпа. От стены древнего замка отвалились здоровенные куски, но, к счастью, ни один снаряд не влетел в узкие окна, не поджег замок и не разрушил конструктивные элементы. Как и наставлял Голдберг, хулиганство ограничилось обезображением фасада.
На полном ходу голландский корабль понесся вниз. Орудие на миделе повернулось вправо, баковое открыло огонь по курсу, кормовое уничтожало оказавшихся слева. Каждый канонир индивидуально искал и поражал цель, капитан корректировал огонь только носовой башни. На реке воевать приятно — практически нет волны, автоматы не нужны, никто не успевает выстрелить в ответ, мишеней хоть отбавляй, правда, в основном толпились некрупные каботажники. Парусники горели, огонь перекидывался на соседние, горящие мачты падали на берег, поджигая деревянные постройки.
