И все было бы хорошо, все было бы просто отлично, если бы, проснувшись около полуночи, Валентин не услышал, как за полотняной ширмой, отгораживающей его покой от остального дома, Константин Александрович строго внушает детям:
— …в разговорах следите за собой: сначала думайте и только потом говорите. Это прежде всего тебя касается, Владимир. Я легко могу себе представить, как ты лезешь к нему со своими сказками про Волка…
— Ну, папа… — капризно проныл Володя.
— Слушай, что тебе говорят! И запоминай, понятно? Игры свои на время отставьте. Чтобы без этих — без догонялок, и кувырканий в снегу… Он нам вполне подходит, но ранняя демонстрация может прийтись ему не по вкусу…
Валентин затаил дыхание. Это было ошибкой. Если бы он продолжал дышать ровно, как полагается спящему, может быть, ему удалось бы услышать больше. Но у отца семейства оказался чертовки тонкий слух. Он вдруг выскользнул из-за ширмы, удерживая на весу перед собой лампу, а свободной рукой прикрывая ее свет. Валентин едва успел сомкнуть веки. Когда тепло от лампы коснулось его лица, он очень натурально всхрапнул и, завозившись как бы во сне, перевернулся на другой бок.
— Выйдем в сени, — приказал Константин Александрович детям.
И они послушно отправились за ним.
* * *
Солнечным утром, сделав десяток неуверенных шагов по комнате, Валентин обнаружил, что таинственный ночной разговор между Константином Александровичем и детьми представляется сегодня не более чем частью глупого бесполезного сна.
«Хотя если это и не сон, — размышлял Валентин, — то в конце концов они имеют полное право что-то скрывать от меня до времени. Я ведь тоже не ангел, не простая душа — тоже кое-чего утаиваю».
Светлана Николаевна приготовила очень плотный завтрак. Видно, из соображения, что больному гостю для скорого излечения необходимо усиленно питаться. Был борщ, наваристый и вкусный до умоисступления; была жаренная на сале картошка, и было само сало, нарезанное тонкими розовыми ломтиками. Валентин ел и не мог насытиться.
— Вы держите свиней? — полюбопытствовал он, прожевав очередной кусок.
— Последнюю забили перед зимой, — охотно поделился Константин Александрович.
Валентин остановился:
— Я ведь вас совсем объем.
— Вы кушайте, кушайте, — настаивала Светлана Николаевна. — Свининка хорошая. Не слишком солона?
— Свининка хороша, но мне… как-то неудобно.
— Вам нужно восстанавливать силы, — сказал Константин Александрович настойчиво. — Так что ешьте в свое удовольствие. А проблему с мясом мы решим. Не животноводством, так охотой.
Валентину ничего другого не оставалось, как продолжить завтрак, но теперь он ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусок.
Потом Константин Александрович предложил выкурить по трубочке. Они сели в кресла у разрисованного морозными узорами окна и закурили. Мальчик Володя пристроился по левую руку от отца, застенчиво, но с неиссякаемым любопытством поглядывая на Валентина. Валентин подмигнул ему. Мальчик улыбнулся.
— Я обдумал то, что вы мне вчера рассказали, — начал Константин Александрович; взгляд его стал задумчивым, почти отрешенным. — Все, что случилось с миром, с нашей страной, ужасно. Только-только вроде бы все налаживалось, и вот на тебе — Армагеддон. Ужасно! Я хорошо представляю теперь, по краю какой пропасти мы с семьей прошли. Жаль Борис погиб. Но мы-то живы! Невероятное везение.
— Я тоже был несколько удивлен, — признался Валентин. — Особенно, когда увидел вашу дочь за чтением Кафки. Вы сумели сохранить здесь кусочек прежнего мира. Это — фантастика!
Константин Александрович согласно кивнул.
— Но не думаю, — заметил он, — что Марина стала бы читать «Замок» при нормальном жизнеустройстве. Ей больше пристало изучать «Унесенных ветром» или «Графиню де Монсоро». А теперь у нее просто нет выбора. У нас мало книг, числом ровно тридцать восемь. Последнее поступление в нашу библиотеку состоялось шесть лет назад. «Лолита» Набокова. Я выменял ее у одного дезертира за три десятка картофелин. Сначала он настаивал на целом мешке, утверждал с доверительным видом, что круче порнухи мне вовек не сыскать.
Валентин представил себе эту сцену и рассмеялся.
— Как легко вы обо всем говорите, — сказал он Константину Александровичу. — Бойня вас совсем не коснулась, это сразу видно.
— Да, невероятное везение. Раньше Светлана часто ворчала по поводу того, что дом стоит на отшибе — ни соседей, ни дороги нормальной. Но именно это нас, видимо, и спасло… Но я вот о чем хотел вас спросить, Валентин. Что вы можете рассказать о пришельцах? Мне почему-то представляется, что вы знаете о них больше, чем говорите.
А он к тому же и проницателен. Дьявольски проницателен. Валентин ощутил укол нехорошего предчувствия. Но отчего? Почему? Вполне нормальное любопытство образованного человека.
— На самом деле, — сказал Валентин, подбирая слова с крайней осторожностью, — на Земле нет, скорее всего, человека, который знал бы о пришельцах более того, что говорит. Все, например, знают о колоссальном сооружении на Луне — его и без телескопа при хорошей погоде можно увидеть. Все знают о Дорогах — видели сами или слышали от других. Все знают о новых хищниках — мне как-то даже повезло убежать от одного из них. Но и все. Никто не видел пришельцев воочию, ни перед кем из людей они в своих действиях не отчитывались, никому не представлялись — что тут можно добавить? А рассматривать всерьез разные байки и домыслы… Я как-то слышал одну, весьма своеобразную. Утверждалось, что никаких пришельцев на самом деле не было и нет, а мы имеем дело с расой гигантов, некогда правившей на Земле, а теперь вернувшейся к власти, как то и предсказывалось магистрами метафизических наук еще в середине девятнадцатого века. Бредятина, одним словом.
— Для меня это вопрос не праздный, — сообщил Константин Александрович. — Я пытаюсь понять, что они принесли нам. Неужели только смерть и разрушения? Только ли зло и хаос? Может быть, они первые, кто даровал нам настоящую свободу?.. Обратите внимание, ведь своим появлением пришельцы отменили ряд условностей, характерных для нашего общества и, по смыслу, разделявших людей. А любое разделение в конечном счете приводит к несвободе для каждого. Другое дело — мы оказались не готовы к подобному испытанию…
«Оригинальная концепция», — подумал Валентин. Но тут же вспомнил, как убегал от метающего молнии капитана Евгения, вспомнил мертвое мальчишеское лицо Резвого. И покачал головой.
— Тогда свобода — это нечто жуткое…
— Вполне возможно, — легко согласился Константин Александрович. — Но это означает только, что наши представления о свободе не являются истиной. Будет смешно, если окажется, что пришельцы сейчас сидят и думают удрученно, куда мы все подевались и почему не слышно слов благодарности по поводу столь королевского подарка.
— Будет смешно…
