— Я ни о чем не жалею, Ангус.
Дункан сел на диван.
Ангус прищурился и скептически посмотрел на Дункана.
— Я с этим не соглашусь, потому что, насколько я понимаю, ты сожалеешь, и очень сильно, из-за расставания с дочкой полковника.
Он залпом выпил виски и поставил бокал на угол стола, рядом с высокой стопкой книг.
Дункан забросил ногу на ногу и посмотрел в сторону окна. Его молчание еще больше подстегнуло не отличающегося терпением Ангуса. Он начал мерить комнату шагами.
— Тебе без нее будет лучше, Дункан. Ты наверняка и сам это понимаешь. И вообще, какого черта! Она тебя бросила. Какая женщина?! — Он замолчал и сделал глубокий вдох. — Мы с тобой вместе прошли через многие испытания. И несмотря на наши недавние разногласия, я считаю тебя другом. Я признаю твое право на лидерство и уважаю твою силу и твое искусство ведения боя. Ты много раз спасал мне жизнь, а я тебе. — Он помолчал. — Возвращайся к нам, Дункан. Забудь эту англичанку. Она тебя не стоит. Она была влюблена в эту падаль, Беннетта, и до последнего его защищала. Ты найдешь себе женщину получше. Все, что тебе необходимо, — это хорошенькая шотландская девчонка, которая вскружит тебе голову и напомнит о том, что ты гордый, отважный горец и воин. — Он снова помолчал и сделал еще один вдох. — Пойми меня правильно: я любил свою сестру и считаю себя перед тобой в вечном долгу за то, что ты сделал с ее убийцей. Но нам обоим пора идти дальше. Берись за оружие, Дункан. Надевай плед и гордо держи свой щит.
Услышав эти слова, Дункан нахмурился.
— Браться за оружие? С какой целью?
— Какая еще может быть цель, кроме битвы? Восстание затухло, большинство горцев разбрелись по своим фермам, но англичане все еще здесь. Мы должны раз и навсегда выгнать их из своей страны, пока их страх работает на нас. Голова Беннетта в дорожной сумке нагнала страху на все английские гарнизоны. Волна ужаса расползается по Шотландии. Я предлагаю убивать англичан, пока они не уберутся обратно к себе.
Дункан задумался. Он смотрел в окно, следя взглядом за проплывающими в небе облаками, и вспоминал неистовство Мясника. Не было сомнений в том, что оно приносило свои плоды, а со смертью Беннетта его стали бояться еще больше.
И все же он должен был учесть и другие стороны этого дела. Например, такую мелочь, как свою совесть и сны, преследующие его из ночи в ночь…
Он встретился глазами с Ангусом.
— Я полагаю, что смогу добиться большего, пустив в ход титул Монкриффа. Король ко мне прислушивается, и, несмотря на то, что произошло между мной и Амелией, я уверен, что ее дядя, герцог, будет продолжать поддерживать мои усилия по восстановлению мира, если я встану на этот путь.
Ангус фыркнул.
— После того, что ты сделал с племянницей Уинслоу, он и слушать тебя не захочет. Я удивлюсь, если она еще не рассказала ему, кто ты и как посреди ночи явился к ней в спальню, едва ее не зарубив, а затем похитив. Сюда в любой момент может явиться армия красных мундиров. Именно поэтому я и предлагаю тебе надеть плед и уехать отсюда, пока у тебя еще есть такая возможность. Лэйн займет твое место в замке. Ему такая жизнь подходит гораздо больше.
— Амелия никому ничего не расскажет, — ответил Дункан. — Она дала мне слово.
Ангус презрительно фыркнул.
— И ты, кажется, ей поверил? Поверил слову англичанки?
— Да, я ей доверяю.
— Дункан, где твой здравый смысл? У тебя ведь есть голова на плечах!
Волна гнева захлестнула Дункана, и он поднялся с кресла.
— О каком здравомыслии ты говоришь? Я вызываю омерзение у женщины, которую хотел сделать своей женой! Она считает меня еще худшим чудовищем, чем этот насильник и мародер Ричард Беннетт. Она, может, уже вынашивает моего ребенка, а я об этом никогда не узнаю.
Дункан слышал, как гулко стучит у него в ушах кровь. Возможно, это услышал и Ангус, потому что он внезапно попятился.
— И у меня теперь нет оружия, — продолжал Дункан. — Оно лежит на дне озера Лох-Шил.
— Какого черта, Дункан! Что оно там делает?
Он ущипнул себя за переносицу.
— Я не могу тебе этого объяснить. Я почти ничего не помню. Все, что я знаю, — это то, что оно тянуло меня на дно, и если бы я его не бросил, я бы, скорее всего, утонул.
— Но как же меч твоего отца? Он его тебе передал.
— Ему сто лет, — кивнул Дункан. — Ты думаешь, я этого не помню? — Он подошел к окну и ударил кулаком по каменному подоконнику. — Мне кажется, я сошел с ума.
Он долго стоял у окна, глядя на озеро, пока не ощутил на плече руку Ангуса.
— Сражайся, Дункан. Это то, для чего ты был создан. Это вернет тебе рассудок. Доверься мне. Я завтра уезжаю. Поехали со мной.
Дункан стряхнул руку друга с плеча.
— Нет! Это только усугубит мое безумие. Я не могу этого сделать. Здесь нужно что-то другое.
— О чем ты говоришь?
Он обернулся к Ангусу.
— Я говорю о том, что Мяснику пора на покой. Я сделал то, что намеревался. Я отомстил гнусному ублюдку, который изнасиловал и убил Муиру. Но теперь с этим покончено. Я больше не буду убивать.
— Дункан, послушай меня…
— Нет! Я больше не желаю слышать ни единого слова! Пойди и скажи Фергусу и Гавину, чтобы они ждали меня у пещеры. Мы поговорим о том, что нужно сделать. Вы все свободные люди, и, если захотите действовать самостоятельно, я не собираюсь вас останавливать. Я сделаю все возможное, чтобы никто не узнал, кто вы на самом деле. Но я не могу к вам присоединиться, Ангус. С этим покончено. Я приложу все усилия к тому, чтобы вернуть Амелию.
Ангус нахмурился.
— Я ее люблю. Мне без нее не жить.
Он ее любил. Любил!
Ангус обеспокоенно шагнул вперед.
— Ты совершаешь ошибку. Она англичанка, она не понимает нашего образа жизни.
— Она понимает больше, чем ты думаешь, Ангус, А теперь, пожалуйста, уходи, Я приду к пещере завтра на закате. Единственное, что у меня осталось от Мясника, — это его щит. Я принесу его и отдам тебе, если ты желаешь продолжать борьбу. Если таков твой выбор, я буду уважать его. Ты мой друг, Ангус, и я никогда тебя не предам. Но я не пойду с тобой.
Ангус потрясенно кивнул и, пятясь, вышел из комнаты. Дункан опустился в кресло и посмотрел на портрет матери. Затем он положил одну ладонь на другую и прижал обе руки ко лбу.
Итак, решено. Мясника больше нет. Он будет бороться каким-либо иным образом. И еще… Пока не зная как, он собирался убедить Амелию простить его. Он должен искупить свою вину и заново заслужить такой великий дар, как ее уважение.
Глава двадцать четвертая
Дункан стоял у входа в пещеру, в которую он привез Амелию в утро ее похищения, и ожидал, пока его глаза привыкнут к полумраку. Он смотрел на остывшее кострище и вспоминал, как связанная грубыми веревками девушка сидела рядом с ним на корточках, дрожа от страха. Он перерезал веревки, сделал все, что мог, чтобы унять ее страх, и смыл кровь с ее ран.
