Но сегодня ночью будет по-другому, обещала она себе. Сегодня будет по-другому.
Однако при всей ее решимости получилось так, что еще до начала ужина на нее накатила непривычная усталость. Корбетт был явно чем-то расстроен, но тем не менее ему бросилось в глаза ее очевидное переутомление.
— Над чем ты так трудишься, если зеваешь в такой ранний час? — спросил он ее таким легким тоном, какого она уже неделю не слышала.
— Эти труды совсем не похожи на твои, но от них тоже устаешь.
Он усадил ее за господский стол и занял свое место рядом с ней.
— Должен признаться, я знаю очень мало о том, как проводят свои дни благородные дамы.
— Я еще меньше знаю о том, как их проводишь ты, — отозвалась Лиллиана более унылым голосом, чем собиралась.
Корбетт устремил на нее упорный, пытливый взгляд.
— На Востоке я узнал многое об обороне крепостей. И о вероломстве. — Он помолчал. — Я хочу сделать Оррик неприступным. Я хочу, чтобы стражники были хорошо обучены и чтобы все средства обороны замка всегда были наготове.
Ей пришло в голову, что у Оррика никогда не было серьезных врагов, кроме Колчестера. Рассуждая здраво, следует признать, что этой угрозы теперь нет. Но тогда как объяснить нападение на них?
— Значит, у тебя… у тебя так много врагов? — спросила она, запинаясь.
Зоркие глаза Корбетта снова остановились на ней, но ответил он сдержанно:
— Те, кто напал на нас, вряд ли были просто грабителями.
— Ты всегда уклонялся от моих вопросов о том дне, — упрекнула Лиллиана, которая от растерянности и усталости чувствовала себя совершенно обессиленной. — Ты узнал, кто это был?
На мгновение ей показалось, что он собирается довериться ей, собирается сказать правду — кого он подозревает в том бесчестном злодеянии. Но вдруг в конце залы возникла какая-то суматоха, которая привлекла его внимание.
Подняв глаза, Лиллиана увидела сэра Рокка, направляющегося к ним с самым негодующим видом.
— Только что прибыл сэр Уильям Дирн. Он ожидает, что его впустят в замок и отнесутся к нему как к гостю.
Лиллиана взглянула на Корбетта, но тот уставился на Рокка. Между ними существовало какое-то понимание — нечто такое, что полностью исключало ее участие.
— А почему бы не отнестись к нему как к гостю? — требовательно спросила она, подстрекаемая скорее их недоверием к ней, чем былой дружбой с Уильямом. — Его дочь поручена моим заботам. В качестве гостя он заслуживает всяческого внимания. Я предлагаю вам помнить свое место, сэр Рокк. В этом замке приемом гостей ведаю я.
Жестом она приказала двум слугам позаботиться об Уильяме, но не собиралась оставаться в зале, чтобы проверить, как выполнен ее приказ. Его приезд стал последней каплей этого долгого и изнурительного дня. Всякий аппетит у нее пропал. Сэр Рокк на нее злится. Корбетт ведет себя очень странно, и что-то непохоже, что ей удастся наладить человеческие отношения между мужем и Уильямом.
Она встала, чтобы уйти, но Корбетт схватил ее за руку и пристально посмотрел на нее.
— Ты хочешь упорхнуть? Хочешь уклониться от выполнения своих обязанностей — госпожи этого замка и хозяйки пира?
Взявшиеся неизвестно откуда слезы подступили к ее глазам.
— Слуги достаточно вышколены, чтобы подать жаркое, — с трудом выговорила она, потом метнула возмущенный взгляд на Рокка, надменно вскинула голову и снова посмотрела на Корбетта. — Кроме того, я сомневаюсь, что без моего общества здесь кто-нибудь будет очень скучать.
Лиллиана хотела, чтобы Корбетт последовал за ней, но, к ее разочарованию, этого не произошло. Оказавшись у себя спальне, она отпустила молоденькую служанку, которая хлопотала вокруг нее, а затем загасила два факела и пять свечей в тяжелом ветвистом подсвечнике. В тусклом свете камина она выскользнула из туники и накинула на плечи старое шерстяное одеяло.
На полу перед камином лежала большая овечья шкура, на ней и пристроилась Лиллиана с коротким печальным вздохом. Что-то было ужасно плохо, но что именно — она не знала и понять не могла. Раньше она бы подумала, что дело в навязчивости Уильяма и ревности Корбетта. Но Корбетт держался с ней отчужденно с самого отъезда из Лондона, и, следовательно, дело не в Уильяме. Да еще этот странный взгляд, которым обменялись Корбетт и сэр Рокк.
И, что совсем уж плохо, она, как видно, заболела, потому что ей явно изменяли и силы, и бодрость. Если бы она могла наброситься с попреками на сэра Рокка, это, возможно, и помогло бы ей, потому что он без конца испытывал ее терпение. Но она уже дважды набрасывалась на повара, и даже Магде досталось от ее скверного настроения.
Мир и покой душевный она обретала только тогда, когда проводила время с Элизой. Днем она уже подержала девочку на руках, покачала в колыбели и с удовольствием понаблюдала, как малышка, сладко зевнув, безмятежно засыпает. В такие минуты — какими бы краткими они ни были — казалось, что все в мире идет как должно.
Но теперь снова явился Уильям, и Корбетт наверняка еще больше отдалится от нее.
И Корбетта не в меньшей степени одолевали мрачные мысли. В молчании он кончил ужинать и, по наблюдениям повара, даже не заметил, какие вкусные яства были ему поданы на стол. Поднявшись из-за стола, он сделал всем присутствующим знак, чтобы они продолжали трапезу. Но Рокк быстро последовал за ним.
— Где он? — буркнул Корбетт, уже выйдя из залы.
— Красавчик пошел переодеваться с дороги, — сообщил Рокк с отвращением.
— Ну, красавчик или не красавчик, а без внимания его не стоит оставлять. — Корбетт колебался, словно не решаясь говорить дальше. — В Лондоне он провел не один вечер в долгих беседах с Хью.
Рокк пристально посмотрел на Корбетта, но, видимо, услышанное его не слишком удивило. Потом Корбетт продолжил:
— Все сходится к одному: похоже, Уильям — действительно пешка в руках Хью, а я-то надеялся, что дело обстоит как раз наоборот.
Рокк не протестовал. Корбетт потер бровь со шрамом, словно вдруг почувствовал усталость.
— Присмотри, чтобы к Уильяму приставили оруженосца для услуг. Кого-нибудь вполне надежного. А потом сообщай мне о любых необычных передвижениях нашего гостя.
— А ты куда идешь?
Корбетт метнул на него быстрый взгляд, а затем направился к узкой боковой лестнице.
— По-моему, я должен навестить свою жену.
Понянчить Элизу… это как бальзам для души, думала Лиллиана. Она вышла из своей спальни, стремясь как-нибудь справиться с тревожными мыслями. И теперь, держа на руках теплого младенца, она действительно чувствовала облегчение. По крайней мере, здесь было существо, на которое она могла излить свою любовь, не опасаясь, что это обратится против нее самой. Здесь было существо, которое могло отвечать ей любовью на любовь и находить отраду в самом ее присутствии.