— Пятидесятого.
— Ладно. Но боюсь, его придется шить на заказ. Ты спятил, Гарри! Я ведь предупреждал, с этим парнем шутки плохи. Ладно, пока.
Выйдя на Пикадилли, Фабиан решил прогуляться по площади. Задержался у лавки трикотажных изделий, в витрине которой были выставлены мужские шляпы и рубашки с ярлычками «Настоящий американский стиль». Наконец он зашел внутрь и заявил со своим наилучшим американским акцентом:
— Я хочу примерить вон ту гарвардскую модель, светло-серую фетровую шляпу.
— Конечно, сэр. Какой размер?
— Шесть целых пять восьмых.
Фабиан примерил шляпу. Продавец сказал:
— Если вас интересует модель с более широкими полями, у нас такая есть — «Цицерон». Точно такую же носил Аль Капоне.
У Фабиана засверкали глаза:
— Покажите.
Он примерил темно-синюю шляпу «Цицерон».
— Я беру ее, — сказал он. — Бог мой, вот отличная идея для песни… «Милая, о милая, я беру ее…» — пропел он на мотив «О милая, сделай что-нибудь».
— Очень красиво, сэр. Вы композитор?
Фабиан отвечал:
— Видал «Парад любви»? Так вот, это я его написал.
— Верно, сэр? Может, тогда вас заинтересует рубашка Хамфри Богарта?[37]Точно такая же была на нем в «Окаменевшем лесу»…
— Покажите.
Продавец достал темно-коричневую рубашку.
— К тому же, сэр, на ней совсем не видно грязи.
— Я четыре раза в день меняю рубашки, — надменно проговорил Фабиан. — Так, значит, это и есть рубашка Хамфри Богарта… Я хорошо знаю Богарта… Нет, она мне не нравится.
— А не желаете взглянуть на бабочку Степина Фетчита?
— Нет, — отвечал Фабиан, — пожалуй, нет.
— Или носки Бэрримора?
— Нет, пока я возьму только шляпу. У меня встреча с одним парнем в «Уолдорф».[38]
— Двадцать пять шиллингов, сэр. Вы сейчас ее наденете?
— Конечно.
— А по какому адресу нам послать вот эту?
Фабиан взглянул на шляпу, которую он только что снял — небольшую светло-зеленую «Фред Макмарри», которую он приобрел всего неделю назад: еще совсем недавно он жаждал ее всем сердцем.
— Отдайте ее бедным, — сказал он и вразвалку вышел вон.
А тем временем Зои надела черный костюм, маленькую черную шляпку с вуалью и воротничок из фальшивой чернобурки и отправилась выпить чашечку кофе в соседнее кафе. Едва она вошла, ее окликнула другая девушка:
— Привет, Зои.
— Привет, Грета.
Грета была высокой, слегка угловатой блондинкой. Кто-то однажды сказал ей, что она похожа на Грету Гарбо, и с тех пор она неустанно копировала эту актрису: носила короткую стрижку, красила губы помадой трагического оттенка и разговаривала гортанным голосом.
— Как дела? — спросила Зои.
Грета пожала плечами.
— Сама знаешь, какая нынче жизнь, — отвечала она.
— Как Вильф?
— Как обычно. А как Гарри?
— Чудесно.
— Все мужчины чудесны, пока не выведешь их на чистую воду, — философски заметила Грета.
— Ну не знаю, — возразила ей Зои, — не все они так уж плохи. Я встречала и самых что ни на есть симпатичных ребят, хотя некоторые из них были настоящие гады… Погляди на моего Гарри — это самый лучший парень на свете! Знаешь, что он обещал мне купить? Чихая.
— Чего?
— Чихая. Это собачка.
— Не глупи. Таких собачек не бывает.
— Ладно, это такая собачка без шерсти.
— Он сказал тебе, а ты и поверила. У всех собак есть шерсть. Разве бывают на свете собаки без шерсти? Не будь у нее шерсти, какая из нее собака?
— В общем, — проговорила Зои слегка уязвленным тоном, — он купит мне такую собачку, есть она или нет.
Грета высокомерно пожала плечами и сказала:
— Да, кстати, как поживает твоя соперница?
— Что ты сказала? — спросила Зои.
— То, что слышала. Новая подружка Гарри.
— Ты врешь, — проговорила Зои. — Мой Гарри ни за что не посмотрит на другую женщину.
— О, дорогая, извини: я бы ни слова не сказала, но я думала, ты все знаешь.
— Нет, расскажи, — попросила Зои, — расскажи мне! О чем ты? Что все это значит?
— О, ничего, — отвечала Грета, — не думаю, что здесь что-то особенное. Просто я видела Гарри с какой-то девчонкой, и мне стало любопытно, кто она такая, вот и все.
Зои отчаянно пыталась сделать вид, что ей безразлично.
— Какая она из себя? — спросила она.
— Ну, значит так — начала Грета, — на днях я обедала в одном очень дорогом ресторане — «У Рауля» на Бонд-стрит, — разумеется, я была не одна, с одним джентльменом, — и вдруг откуда ни возьмись появляется Гарри с девчонкой — такая брюнетка, вообще, ничего себе и одета шикарно. И, дорогая, слышала бы ты, как она говорила! Наверняка она образованная девчонка, а Гарри сидел с нею рядышком, и они заказали недешевый обед, и мне показалось, что они очень расположены друг к другу, вот мне и стало интересно, знаешь ли ты о ней.
— А ты слышала, о чем они говорили? — спросила Зои.
— Ты знаешь, что я никогда не подслушиваю чужих разговоров, — сказала Грета, — но мне послышалось, что он назвал ее Элен, или Хелен, или как-то в этом роде. Постарайся не относиться к этому слишком серьезно, Зои, дорогая, может, между ними ровным счетом ничего нет. Должна признать, он ничего такого не делал, просто держал ее за руку, а в этом нет ничего особенного.
— Только подумать, сколько я сделала для этого мерзавца! А ведь он пришел ко мне с голым задом, голодный как собака, и я приняла его, напоила-накормила, одела как человека, содержу его до сих пор, и вот что я получила за это. А ведь он с голоду подыхал! Подыхал, да!
— Тсс, не кричи так.
Зои перешла на трагический шепот:
— Он с голоду подыхал, когда я впустила его. Я отдаю ему почти все, что зарабатываю, а он спускает мои денежки на других женщин. Боже правый! Да я прикончу его. Куплю нож, да и прикончу. На куски разрежу. Я знаю одного парня — у него есть пушка. Я одолжу пушку да и пристрелю его, мозги ему вышибу! Какая же я была дура! А ты, часом, не врешь, Грета?
— Нет, разумеется, нет.
— Тогда ладно, — сказала Зои. — Я его убью. Мне плевать, если меня вздернут на виселицу. Я его прикончу. Я его в порошок сотру, увидишь. После всего, что я для него сделала, во всем себе отказывала, чтобы только дать ему лишний пенни, и вот вся его благодарность. Иногда я ночи напролет не смыкала глаз, все ждала, когда он вернется, волновалась, а он идет и… — Зои разрыдалась.
