— Нет больше времени, — сказала Зеб. — Они уже здесь.
— Знаю, — ответил Хэкетт. — Я слышу. Что еще можно сделать? Есть конкретные предложения?
— Перекуси ее! — выпалила сестра Шанталь.
Хэкетт продолжал возить веревкой по камню. Еще несколько волокон лопнули, но шорох стал резче — и громче. У Зеб подкашивались ноги, когда она представляла, как твердые панцири чудищ скребут по камням. Она могла думать лишь об одном — что лучше: чтобы ее съели первой или чтобы на ее глазах разорвали в клочья Найджела и сестру Шанталь. Шум становился все громче, стена содрогалась.
Зеб неожиданно захотелось наполнить эти драгоценные мгновения перед ужасной болью и смертью обычным человеческим теплом: оторвать Найджела от этого безнадежного дела и поцеловать в губы, потом покрепче обнять сестру Шанталь. Ей так хотелось рассказать, какое важное место они, особенно англичанин, заняли в ее жизни.
— Почти готово, — сказал Хэкетт, который упрямо продолжал сражаться с веревкой.
Зеб уже чувствовала тухлое зловоние — черви скользили по теплым и тесным ходам в скале. Она бросила взгляд на веревку. Хэкетт здорово продвинулся, но, дернув, так и не сумел порвать уцелевшие нити.
— Вот проклятие! — бросил он и продолжил пилить.
В трех самых глубоких норах, как раз на уровне головы, Зеб заметила движение. Она зачарованно смотрела, как несутся вперед три пары красных глаз, одна из которых летела прямо ей в лицо. Страх парализовал Зеб, она даже не пыталась отодвинуться в сторону — смысла не было. Все, что ей удалось, — это выдавить:
— Я вижу их. Они тут.
Хэкетт впервые поднял голову. Несмотря на ужас, она восхитилась выражением его лица при виде чудовищ. Хэкетт не выказал ни страха, который охватывал ее саму, ни ужаса, написанного на лице монахини. Казалось, он просто рассердился, как будто бы черви нарушили правила. Англичанин вернулся к работе.
— Да рвись же ты, зараза! Ну же!
Даже если Хэкетту удастся перерезать веревку, твари уже слишком близко. Сестра Шанталь молилась. Зеб хотела отвернуться, но не смогла. Ей хотелось видеть свою смерть.
— Готово! — Хэкетт отбросил концы веревки. В его голосе, даже при том, что было уже поздно и через мгновение они умрут, слышалась нотка удовлетворения. Он взял Зеб за руку и крепко сжал. — Все хорошо, — проговорил Хэкетт. — Мы вместе. — Он сказал это с таким хладнокровием, что девушка почти успокоилась.
Когда первый червь вылетел из отверстия, Зеб закрыла глаза и приготовилась к смерти. Она так предвкушала этот момент, что сначала ничего не услышала, и только не дождавшись удара, вдруг осознала, что кто-то поет. Зеб открыла глаза. Черви убрались и неподвижно сидели в своих норах.
Она решила, что возвратились нимфы, и обернулась, ожидая увидеть в тоннеле Торино и солдат. Сестра Шанталь подняла связанные руки и неистово замахала ими, указывая на один из темных проходов в стене грота. В нем виднелась размытая фигура, которая издавала успокаивающие червей звуки и жестами звала пленников к себе. Зеб взглянула в красные глаза чудовищ и содрогнулась от мысли искать убежища в темном лабиринте их нор и ходов. Лезть червям прямо в пасть никому не хотелось.
В этот момент пение раздалось и из кровавого тоннеля. Это возвращался Торино, ведя на веревке нимф.
— Они возвращаются, — сказал Хэкетт. — Нельзя, чтобы нас нашли.
Выбора не было. Зеб вместе с остальными бросилась в темный проход. Там, во мраке, загадочная фигура перестала петь, протянула руку и перерезала путы на их запястьях.
— Идите за мной, — произнес голос, и человек повел их в темноту. — Тут есть другой путь вниз.
У Зеб перехватило дыхание. Это невозможно. Его же застрелил Базин, а потом сожрали черви — так сказал Торино. И вместе с тем крепкая ладонь сжимала ее руку и тащила Зеб дальше по проходу, а Росс Келли был вовсе не похож на мертвеца. Напротив, он был очень даже жив, как на слух, так и на ощупь.
ГЛАВА 72
Спускаясь по темному тоннелю, сестра Шанталь снова услышала позади выстрелы, но ей было все равно. Главное, Росс жив. Еще не все потеряно.
— Опять, наверное, червей расстреливают, — прошептал Хэкетт. — Эти ублюдки, видимо, думают, что те нас прикончили. — Он коснулся Росса. — Торино сказал, что они и тебя сожрали. Не могу поверить, что ты жив. Что случилось?
— Да, — добавила Зеб, — я думала…
Росс приложил палец к губам и продолжил напевать, а рукой указал во тьму. В стенах по обеим сторонам виднелись угольно-черные трещины и ходы. Оттуда за ними следили красные глаза, и сестре Шанталь казалось, что еще чуть-чуть, и она услышит дыхание чудовищ. Ее друзьям не терпелось выяснить, что произошло с Россом, ей же вопросы были ни к чему. Источник каким-то образом спас его — этого вполне достаточно.
Чудесным образом воскресив Росса, Бог подал ей знак, что она все еще может исполнить свой обет. Монахиня сжала распятие, которое дал ей отец Орландо, и улыбнулась прячущимся в темноте демонам.
«Видят ли мертвые сны? Есть ли у них мысли и чувства?» — размышлял Росс, продолжая напевать и вести отряд вниз, к входу в пещеру. Наверняка, решил он, мысленно возвращаясь к Источнику, к тому моменту, когда он умер и глядел на свое распростертое тело.
Он не чувствует боли и страданий, наблюдая откуда-то сверху, как нимфы снимают с него одежду и опускают нагое тело в бассейн под монолитом и гидрой. Вода богата всевозможными минералами, и он плавает, словно купается в Мертвом море, а из пулевой раны на груди и второй, побольше, на спине, распускаются в молочного цвета воде алые цветы.
Нимфы — их по меньшей мере двадцать — встают полукругом около монолита, словно молятся. Некоторые грани металлическим блеском напоминают Россу богатый фосфором шрейберзит — кусочек метеорита, который он привез Лорен из Узбекистана, но во всех остальных отношениях монолит уникален — он никогда не видел ничего подобного за годы занятий геологией.
Нимфы заводят новую песню, высокую и пронзительную. От нее монолит начинает вибрировать. Небольшой кусочек его поверхности трескается и отваливается, открывая взору прозрачный кристалл, который быстро мутнеет, словно металл, покрывающийся оксидной пленкой. Когда отвалившийся кусочек падает в бассейн, он рассыпается на кусочки абсолютно правильной формы, и нимфы отступают назад. Вода пенится и бурлит, словно колдовское зелье, голова Росса погружается в нее, и картина меняется.
Он больше не в гроте, не смотрит сверху на самого себя. Он разглядывает бесконечный горизонт, которому нет конца ни в пространстве, ни во времени. Он как-то читал, что когда человек умирает, перед его взглядом за мгновения пробегает вся прожитая жизнь, но в этот раз перед ним отодвигается завеса времени, и он видит всю историю жизни на Земле. Ему, словно Богу, открывается каждое мгновение: от возникновения планеты четыре с половиной миллиарда лет назад до этого самого момента.
