Техник и механик по вооружению закончили подвеску бомб. Александр посмотрел на часы. До вылета оставалось пятнадцать минут, а штурмана все не присылали. Придется самому идти на КП, выяснять. В это время он увидел шагающего в его сторону майора Казаринова. В руке замполит нес планшет.
То, что Казаринов решил лететь в экипаже — осветителем цели, Александра не удивило: замполит в совершенстве знал штурманское дело и не раз уже летал на боевые задания то в роли летчика, то штурмана. Но так было до июля прошлого года, когда майор последним покинул на У-2 аэродром у Михайловки. Едва он набрал высоту, как его атаковала пара «мессершмиттов». Как ни крутил майор на своем тихоходе, какие виражи ни закладывал, истребителям удалось подбить У-2 и ранить летчика в голову. Чудом Казаринов посадил самолет и чудом спасся. Почти три месяца провалялся в госпитале. После того случая летал он мало — часто голова побаливала, и врачи не рекомендовали ему летать.
Была и вторая причина, сильно огорчившая Александра, что полетит замполит. В том же сорок втором после госпиталя Казаринов заехал домой и забрал у матери семилетнего сына — жена погибла при эвакуации, — а два дня назад, когда Казаринов находился на совещании, на аэродром налетели фашистские бомбардировщики. Сирена оповестила слишком поздно. Майор выскочил из землянки и, не обращая внимания на полыхавшие огненные смерчи, бросился искать сына, любившего бродить по стоянке, смотреть, как готовят самолеты к полетам. Он нашел его недалеко от разбитого бомбардировщика. Мальчик лежал, раскинув руки. Пальтишко было пробито и залито кровью. Казаринов подхватил сына и понес с аэродрома в медсанбат…
А вечером замполита снова видели на стоянке. И если бы летчики не знали о случившемся, никто не догадался бы, какое у майора горе. Казаринов, как и прежде, спокойно беседовал с членами экипажей, как и прежде, давал мудрые напутственные советы перед вылетом.
— Что, не такого ожидал штурмана? — подойдя, с улыбкой спросил Казаринов.
— Почему, я рад, — смущенно ответил Александр. — А что врач скажет?
2
23 февраля 1943 г. …Западнее Краснодара наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, заняли несколько населенных пунктов…
(От Советского информбюро)
Фашистские истребители поджидали бомбардировщиков в сотне километров от цели, над Азовским морем. Юнаковский обнаружил их поздно и доложил лишь тогда, когда истребители открыли огонь. И ответил запоздало. К счастью, ночь была темная, а поскольку летчики целились по выхлопным огням из мотора, трассы прошли мимо. Александр сразу же убрал газ моторов — чтобы не было пламени — и бросил бомбардировщик вниз в сторону. Предупредил Юнаковского:
— Оставьте радиостанцию в покое. Следите за воздухом.
— Так они… стучат, запрашивают, — виновато промямлил радист.
— Потом ответите, сержант, — сбавил тон Александр. В первом боевом вылете, когда нервы напряжены, не так-то просто поспевать всюду — и отвечать на запросы земли, и поддерживать связь с экипажем, и следить за воздухом. Нужны железные нервы. А Юнаковский юн, робок… Правда, в стрелки-радисты сам напросился, закончил курсы с отличными оценками… Чтобы подбодрить сержанта, Александр похвалил его: — А здорово ты их. Боятся снова сунуться.
Действительно, атаки больше не повторялись. Но не прошло и трех минут, как впереди закачались длинные лучи прожекторов. Они наклонялись из стороны в сторону, скрещивались в одной точке, опускались к горизонту и, снова расходясь, шарили по небу.
— Впереди береговая черта, — доложил Казаринов. — До цели десять минут.
Его голос звучал спокойно и уверенно. И на душе у Александра полегчало: он винил себя за то, что не отговорил от полета больного человека, у которого к тому же ранен сын. Как себя чувствует майор, о чем думает? Раньше Казаринов считался хладнокровным, бесстрашным штурманом. Но это было до ранения. А нередки случаи, когда летчик или штурман, перенесший аварию, становится совсем другим — теряется в сложной обстановке, всего боится.
Однако, чем дальше летел самолет, тем больше Александр убеждался в необоснованности своей тревоги. Казаринов вел себя так, будто они выполняли обычное учебное задание.
— Командир, доверни пять вправо, — попросил майор, делая ударение на первом слове, чтобы Александр чувствовал себя хозяином и командовал им как рядовым штурманом.
— Доворачиваю. Следите за воздухом. — Александр накренил машину. Слева, совсем рядом, проползла серебристая полоса прожектора.
— Порядок. Открываю бомболюки… Сбросил. Разворот вправо.
Александр толкнул сектора газа вперед. Моторы взревели. Самолет, круто забирая вправо, устремился от берега. В бледно-желтом трепещущем свете сразу появились земля и море. Светящая бомба повисла чуть в стороне от косы Чушка. Ветром ее относило как раз к центру косы.
Сотни лучей взметнулись ввысь. Но было поздно: бомбардировщик удалялся в сторону моря.
Александр, пилотируя по приборам, наблюдал за обстановкой. В воздухе вспыхивали разрывы снарядов. Зенитки вели ураганный огонь. Лучи прожекторов метались по небу. А внизу летчик заметил приткнувшиеся к берегу баржи, длинную колонну машин и танков.
Зенитки продолжали ожесточенно стрелять. Некоторые из них били по светящей бомбе, стараясь погасить ее.
«Быстрее бы выходили экипажи на цель, — мысленно торопил Александр однополчан. — Самый удобный момент для удара». Однако на земле взрывов не было видно, по всей вероятности, бомбардировщиков задержали ночные истребители. Александр с тревогой посматривал на светящую бомбу. Около нее все ближе и ближе рвались снаряды.
Но вот, наконец, среди барж взметнулся огненный султан, затем взрывы заполыхали по всему побережью. Фашисты заметались по пирсу, танки поползли в стороны. Бомбы крушили их.
— Пройди немного на север, — попросил штурман. — А теперь крути на сто восемьдесят… Отлично! Так держать!
Самолет летел к еще полыхавшей пламенем цели. Впереди преграждали путь лучи прожекторов. Иногда в них мотыльками мелькали самолеты; сразу же несколько лучей скрещивались там…
— Видишь баржи? — спросил Казаринов.
— Вижу.
— Держи на них.
Ослепительный свет хлестнул по кабине. Александр на миг потерял приборы, сдернул рукой темные очки со лба.
— Так держать! — крикнул Казаринов.
Он боялся, что летчик сразу же попытается выйти из прожектора, — так некоторые делают, чтобы не дать зенитчикам расстрелять себя, но в таком случае бомбы прицельно не сбросишь. Александр хорошо понимал это и держал самолет на боевом курсе.
— Так держать!… Сброс!
Александр накренил машину и энергично толкнул штурвал от себя. Бомбардировщик скользнул вниз. Стрелка указателя скорости побежала по окружности — скорость быстро нарастала. Еще мгновение — и самолет окунулся в темноту. Снова исчезли приборы. Но ненадолго — глаза освоились с темнотой. Александр сдвинул светозащитные очки на лоб и глянул вниз. Коса была объята пламенем. А от одной баржи во все стороны летели огненные брызги. По-видимому, там рвались снаряды.
