– Ногой отбрось!
Румын оттолкнул от себя пистолет.
Пока вроде все идет гладко, но… Неужели он действительно сдался? Может, просто уверен, что против него нет реальных улик, и рассчитывает при содействии друзей-военных через два дня уйти на свободу?
– Бери меня тепленького! – ухмыльнулся Румын, держа руки над головой.
– Рома, он мне не нравится, – крикнул Стас. – Может, пристрелить его на фиг?
– Ничего не получится, я не дам повода. Отписываться придется. – Не опуская рук, Румын покосился на Скрябина.
Тот ответил:
– Ничего, не впервой.
– Шанс у тебя один – чистосердечное признание, – добавил Роман.
– Ты мне стакан спирта налей, и я тебе все как на духу выложу, начальник!
– Стас, ты прав, он мне тоже очень не нравится. Толик, давай на колени, а потом мордой вниз. Руки за спину!
Румын выполнил.
Не дожидаясь команды, Сапожников сунул «макаров» за пояс, достал наручники и подошел к задержанному.
Надо было не так. Надо было, приблизившись, врезать ему между ног или по голове, и только лишь потом цеплять браслеты. И пистолет надо было не за пояс совать, а или отдать Скрябину, или держать в руке, будучи готовым стрелять при малейшем подозрительном шевелении. Продырявить руку или бедро – этого достаточно, чтобы сломить сопротивление и не вызвать серьезных претензий прокуратуры.
Сапожников сделал неправильно.
Шилов интуитивно почувствовал, что может произойти, но помешать не успел – Сапожников уже наклонялся к задержанному.
Из положения лежа, с руками за спиной, Румын ногами подсек Сапожникова и уронил его на себя, успев моментально, пока Сапожников еще падал, извернуться на спину и оказаться под ним. Одной рукой, локтевым сгибом, он сжал шею Сапожникова, другой – выдернул у него из-за пояса пистолет и – даже не увидев, а как-то почувствовав, что Стас подбегает и готовится выстрелить, – успел дважды выстрелить первым.
Стасу попало в плечо и в левую часть груди. Взмахнув руками, он упал. Пистолет отлетел куда-то на землю.
Шилов не мог стрелять. Румын прикрывался Сапожниковым, и, стоя на летней эстраде, на полтора метра выше них, Роман мог попасть только в своего парня, но не в убийцу.
Румын целился в Шилова из трофейного пистолета, при этом сумев так придушить Сапожникова, что тот уже почти не дергался, и только лежал, бессильно вцепившись пальцами в сдавившую горло руку.
– Ствол на землю! Ствол на землю, ты понял меня? Я ему башку разнесу! – Подтверждая угрозу, Румын ткнул «макаром» в висок Сапожникова. – Ну, быстро!
Шилов бросил «беретту».
– Интересный пестик! Где наполоскал? А теперь табельный! Ну!!! – Румын отвел пистолет от головы Сапожникова и выстрелил ему в бедро.
Сапожников дернулся и заорал.
Шилов достал из поясной кобуры и бросил «ПМ».
– Пять шагов назад!
Шилов начал пятиться.
Румын коротко глянул на Стаса. Тот лежал на спине и, казалось, не дышал. Времени приглядываться внимательнее у взрывника не было. Отпихнув Сапожникова, который от болевого шока почти лишился сознания, Румын начал вставать. Пистолет он держал нацеленным на Романа.
За спиной Румына Стас приподнял голову. Собравшись с силами, потянул за страховочный ремешок, петля которого была надета на брючный ремень, а карабинчик прикреплен к скобе на рукоятке «макарова». Единственный из всех, Скрябин соблюдал инструкцию по ношению табельного оружия, и сейчас это могло помочь.
Шилов видел это, и, отвлекая внимание Румына на себя, сначала остановился, сделав несколько очень коротких шагов, а потом, когда Румын крикнул: «Еще!», пошел не прямо назад, к заднику сцены, а чуть в сторону, вынуждая противника поворачиваться.
Ремешком подтянув к себе пистолет, Скрябин сжал рукоятку и на секунду замер, собираясь с силами.
А потом, рывком приподнявшись, несколько раз нажал спуск.
Первая пуля попала Румыну в лопатку и развернула его, вторая зацепила по касательной бок. Остальные вообще не попали.
Обессиленный, Стас упал на спину.
Скрючившись и зажимая локтем рану, Румын прицелился, чтобы добить его.
Шилов прыгнул с эстрады.
Услышав шум, Румын мгновенно развернулся и выстрелил, но Шилов уже катился по земле к своим пистолетам. «Макар» лежал ближе. Шилов схватил его, одним движением сжимая пальцы на рукояти и опуская предохранитель. Патрон уже был в патроннике, открывать стрельбу можно было немедленно. Поднять руку, чтобы прицелиться в туловище или в голову, Шилов не успевал, и выстрелил по ногам Румына.
Первая пуля впилась в песок возле его ботинка, вторая ударила в щиколотку, перебив кость.
Взрывник рухнул, как будто ногу ему отрубили. Пушка вывалилась из руки и, увидев, что подобрать ее не успевает, Румын что-то крикнул.
Кажется, он кричал:
– Все, я сдаюсь! Не стреляйте, не надо! – или что-то подобное.
Его крик заглушил грохот выстрелов.
Подбежав ближе, на то расстояние, с которого не промахиваются, все оставшиеся шесть патронов Роман выпустил ему в голову.
* * *
В машине «скорой помощи» по дороге в больницу Скрябин сказал Роману:
– Все-таки мы его сделали!
– Это ты его сделал, Стас.
– Как там Сапожников?
– Едет во второй машине. Живой, только нога пробита.
– Надо было кисет у памятника закопать. Тогда бы нам повезло больше.
– Выздоровеешь – закопаешь.
– Свидание сорвалось…
– Я позвоню, предупрежу.
– Не-е, еще уведешь! Я тебе не доверяю…
Шилов улыбнулся: вспомнив слова Егорова, он догадался, с кем было назначено свидание у Стаса.
– Ром, ты лучше скажи, ты эту «скорую» проверил?
– На какой предмет?
– На предмет наличия взрывного устройства.
Врач хмуро посмотрел на них:
– У нас, между прочим, одна машина взорвалась. Приятель мой погиб. Какая-то сволочь бомбу подложила. До сих пор не нашли.
Стас и Шилов переглянулись.
Ответил Стас:
– Чего его искать? Захочется посмотреть – приезжайте потом в морг на Екатерининском. Поквитались мы за вашего приятеля…
27
В салоне автомашины у дома, где жила Александра, командир группы заканчивал инструктаж:
– Румын не мальчик, людей убил больше, чем вы котлет съели.
– Может, тогда его лучше снайперкой работать? – предложил боец по прозвищу Зяблик.
