подловить его самого. Немного чая с отравой, и он сам был бы мертв.
Они боги, но они не всесильны. Любого можно ослабить.
Амон тихо сполз на пол, Нефтида пыталась ему помочь. Глава пантеона наверняка остро чувствовал подобные вещи – и точно мог сказать, что происходит.
Сет вскинул голову и посмотрел на бледного Анубиса:
– Держи!
Сначала Гадес не понял, о чем он. Только пальцы Софи крепче вцепились в его ладонь. Но в следующий миг осознал: если Осирис мертв, границы его царства рушатся.
– Держи их! Никто не должен войти или выйти.
– Не могу, – прошептал Анубис.
Даже его губы побледнели. Он сжал кулаки и тяжело дышал, Гадес мог чувствовать, как тугая сила смерти жгутами сворачивается вокруг него, протягивается куда-то в пространство. Слишком дикая и непонятная для самого Гадеса, тут он ничем не мог помочь.
Осирис не зря напоминал, что Анубис – принц мертвых.
Его трясло, он упал на колени на ковер, хватаясь за длинный ворс руками.
– Не могу, не могу, не могу…
– Выпускай свою долбаную силу!
Голос Сета хлестанул и как будто спустил курок. Сила Анубиса взвилась, направилась куда-то вовне, и хотя Гадес не мог за ней проследить, он не сомневался, что к границам царства мертвецов. Сила дикая, необузданная, шелестящая ошметками костей и густо пахнущая чем-то бальзамическим.
Софи прижалась к Гадесу, она тоже наверняка ощущала это, и Гадес обнял ее. Он не знал, хватит ли силы Анубиса, сможет ли тот ее направить.
Кожа Анубиса в некоторых местах расползалась, как будто под невидимым скальпелем, обнажая мышцы, сочась кровью. На руках, на щеке.
Анубис почти упал на пол, и Гадес не был уверен, точно ли услышал шепот:
– Не могу…
Сет опустился перед ним на колени единым плавным движением, положил руки на плечи. Гадес ощутил, как его мощь переплетается с силой Анубиса. Вряд ли раньше такое было возможно, но сейчас Сет и сам был слишком крепко сцеплен с мертвецами Осириса.
Ты отдал мне слишком много.
Бесконечное полотно песка накрыло стихийные переплетения Анубиса. Пустыня, которая может дарить забвение и убивать, иссушать тело до костей, а потом и их перемалывать в пыль и пускать по ветру. Бальзамический запах иссыхал, становясь теплее и смертоноснее. Затхлые склепы и перебинтованные мертвецы обращались в пыль – и эта объединенная сила отправилась к границам царства мертвецов, надежно запечатывая, не позволяя никому выбраться наружу – или попасть внутрь. Как бы ни хотели убийцы, на этот раз они просчитались.
Я отдал тебе достаточно.
Ощущение чужой силы исчезло, просочилось сквозь ткань пространства. Лампы снова стали сиять ярче, в тенях под диваном показались псы. Рядом с Гадесом возник Цербер, ткнувшись в бок: он тоже ощутил, как здесь что-то происходит.
Испуганная Нефтида помогала подняться Амону. Тяжело дыша, Анубис привалился к Сету.
Отстраненно Гадес подумал, что Сета сейчас вряд ли волнует испорченный кровью ковер.
21
Когда Аид злится, Подземный мир трепещет.
Вот и теперь Харон старается не показываться на глаза владыке, пока тот бушует. Только Персефона входит в комнату к мужу, идет сквозь его упругую, гибкую силу, щекочущую тьмой.
– Мне пришлось их наказать! – Голос Аида мог бы стирать в порошок горы. – Я их чуть не убил!
Персефона касается его плеча, и Аид как будто успокаивается, смотрит на жену, и в его взгляде тоска и фиолетовые искры:
– Ты ненавидишь меня?
Она улыбается. Легко, непринужденно. Она пахнет цветами, когда обнимает Аида.
– Я люблю тебя таким, какой ты есть.
Гадес никогда не бывал в Дуате, царстве мертвых Осириса. И не стал бы жалеть, если бы этого так и не случилось.
Хотя не мог сказать, что и теперь хоть что-то увидел: формально они находились уже в Дуате, но на самом деле стояли перед первыми вратами, и у Гадеса не было особого желания продвигаться дальше. Это не его мир.
Помещение представляло собой что-то вроде небольшого зала, заполненного свечами и курильницами. В полумраке можно было увидеть, что стены от пола до потолка испещрены ровными строками египетских иероглифов и рисунками, изображающими то ли богов, то ли людей.
В центре стоял каменный саркофаг. Прямоугольной формы, ярко раскрашенный. Но никаких изображений – они не нужны богам.
Гадес сомневался, что мертвому Осирису нужны церемонии. Он умер, не перешел в иную форму бытия, а просто исчез, его сущность растворилась в воздухе и воде, впиталась в землю, испепелилась в тот момент, когда он перестал существовать.
Но египтяне слишком трепетно относились к загробной жизни. Как оказалось, их боги тоже.
Может, они верили, что Осирис все-таки живет, но иначе. А может, понимали, что это не так, но им, как простым смертным, требовались ритуалы.
Гадес не знал, воздавали ли подобные почести другим мертвым богам. Он даже не знал, что сталось с пустой оболочкой Посейдона – этим занялся Зевс, и Гадес полагал, тот просто щелкнул пальцами, чтобы тело превратилось в наэлектризованную пыль.
Посейдона хотели стереть – он не был достоин воспоминаний. Осирис должен был жить вечно хотя бы в памяти. Как истинный бог возрождения. И смерти – даже той, которая за гранью любых представлений о ней.
– Ты – сокровенный образ в храмах, душа-двойник всегда будет священной для приходящих смертных.
Голос Анубиса шелестел, подобно песку, что обнимает пирамиды. В нем отражались перекатывающиеся волны вечности и смерть, которая возносит к сиянию звезд. В слова вплетался бальзамический запах и негромкий перезвон браслетов на руках ушебти.
Гадес никогда не встречал этих существ, и, как шепнула Нефтида, они жили только в Дуате, не показываясь в мире смертных. Что-то вроде слуг, хотя Гадес успел понять, что в этом царстве мертвых целый сонм существ – привратников и тех, кому он даже названия не мог подобрать.
Ушебти выглядели как абсолютно голые женщины, чьи тела поблескивали золотом в сиянии свечей. То ли покрашенные, то ли всегда такие. Длинные черные волосы, ярко подведенные глаза. Гадес даже не мог толком сосчитать, сколько этих существ в комнате: они постоянно перемещались, то кидая что-то пряно-ароматное в курильницы, то подавая Анубису священные предметы.
А еще они шептали. И прислушавшись, Гадес смог разобрать повторяющиеся слова:
– Господин Запада, господин Вечности…
Интересно, титулы Осириса теперь перейдут к Анубису, или он сохранит собственные? Сейчас Анубис выглядел серьезным и сосредоточенным. Его современная одежда не выглядела неуместной – может, потому что черная рубашка и джинсы сливались с тенями в комнате. А вот в лице Анубиса отражалось что-то древнее и сакральное, не мешали даже
