Книга Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

Догадайтесь, кому такой выгодный подряд достался? Сам Нащокин в это время задумал вместо деревянного дома выстроить себе в городе каменный, двухэтажный, в двух шагах от губернаторского. Само собой, кирпичи покупать не стал, заставил крестьян изготовлять кустарным способом. Осмотрев старое кладбище, задумал и на фундаменте сэкономить, использовать старые могильные плиты. Повелел дворовым ночью тайком их свозить на стройку. Те возроптали, но и этот бунт Нащокин успешно подавил.

Новоселье приурочил Леонтий Алексеевич к именинам. Кого попало к себе не звал, только людей с весом – важных чиновников, генералов, крупных помещиков, ссыльных из аристократов, губерния-то за Уралом расположена. Играла музыка, гости восхищались убранством, хозяин был мил и остроумен.

За обедом гости сытно поели и со вкусом выпили. А на день ангела, господин Роос, на Руси непременно пирог пекут.

– Как у нас на день рождения торт или кекс? – спросил пришедший в себя после коньяка этнограф. По своему обыкновению, он все записывал за генералом слово в слово.

– Да, – подтвердил генерал и продолжил: – Вывозят пирог, хозяин с ножом к нему подходит, чтоб самым важным гостям самолично по куску отрезать. Сдергивает полотенце и пытается прочесть надпись. И никак не может! Буквы какие-то не наши! Глянул на рисунок над надписью, и за сердце схватился. Гости кинулись к нему, но замерли в ужасе, узрев, что на пироге крест изображен и череп. Кто-то и надпись прочел с помощью зеркала: "Коллежский асессор Жихарев Прокофий Пантелеевич".

"Что за шутки?" – грозно спросил Иван Иванович, который почтил своим присутствием именины. А Леонтий Алексеевич уже понял, в чем дело. Спекли пирог на одной из оставшихся от строительства могильных плит. Так и пояснил. "Дом на надгробьях выстроен? – ужаснулся губернатор. Нащокин в ответ только улыбнулся. – Ноги моей здесь более не будет!" С этими словами Иван Иванович покинул дом, а за ним, обгоняя друг друга, кинулись прочь и остальные гости. Отец Глеб впопыхах даже шубу забыл. Рассвирепел Нащокин. Как только гости разбежались, хотел судилище устроить, дознаться, кто именно виновен. А может, снова бунт? Отомстить столь дерзко решили? Но слуги исчезли вместе с гостями: нрав хозяина знали и решили расправы не дожидаться. Бегает Нащокин по дому, а найти никого не может. А внизу колокольчик надрывается, некому даже дверь открыть. Пришлось Леонтию Алексеевичу спускаться, самому отворять. Думал, отец Глеб про шубу вспомнил, но в дом вошел абсолютно незнакомый человек, не по погоде одетый в старый заношенный сюртук.

"Что угодно?" – негостеприимно спросил Нащокин. Незнакомец учтиво представился: "Жихарев Прокофий Пантелеевич, коллежский асессор". "Шутить изволите?!" – схватил его за грудки рассвирепевший хозяин. Сюртук на окоченевшем теле Жихарева моментально лопнул. Тут только Нащокин заметил, что гость тени не отбрасывает, а в руке держит топор. В ужасе бросился бежать, а незнакомец за ним. Дом огромный, пустой, из-за праздника весь освещенный, спрятаться негде. Насилу удалось хозяину закрыться на ключ в кабинете. Но Жихарев разрубил дверь, и Леонтий Алексеевич понял, что погиб. Пощады просить бесполезно, а прятаться некуда! Решил Нащокин окно открыть, попытаться в сад спрыгнуть. Жихарев приближается медленно, с ухмылочкой. Леонтий Алексеевич торопится, но закрытая на зиму рама не поддается.

"Помочь?" – предложил Жихарев и тут же разбил топором окно. Потом поднял Нащокина как пушинку и выкинул в сад. Леонтий Алексеевич умер сразу – то ли от разрыва сердца, то ли головой сильно ударился.

Тело нашли под утро. Позвали полицию. Свидетелей не обнаружилось, следствие заключило, что Нащокин, не выдержав позора, свел счеты с жизнью.

– Пардон, а откуда вы, Павел Павлович, про визит Жихарева узнали? В доме-то никого не было! – прервал генерала Терлецкий. – И при чем тут Катя?

– Слушайте, не перебивайте. Всему свое время, – раздраженно ответил генерал и продолжил рассказ: – Два обстоятельства смущали следователей: из дома исчезли жихаревская могильная плита и шуба отца Глеба. Но особого значения тому не придали, хотя священник и очень горевал об утрате.

А служил отец Глеб как раз в церкви на новом кладбище, за оградой которого и похоронили Нащокина. В последний путь еще три дня назад уважаемого всем городом человека никто не провожал, а женой с детьми Леонтий Алексеевич обзавестись не успел, все ждал, когда губернаторская дочка подрастет. Никакой плиты на могилу не положили, только холмик насыпали, крест самоубийцам, сами знаете, не ставят.

Прошло девять дней. Отец Глеб днем между службами кемарил прямо в церкви, за царскими вратами на стульчике. А, может, и не спал священник, а наяву все увидал.

– Что увидал? – спросил Денис Угаров испуганно.

– Нащокина! Явился с шубой, кинул ее отцу Глебу. Священник от ужаса слова сказать не может, а Нащокин стоит, улыбается. Собрался с силами поп, осенил себя крестным знамением и вымолвил: "Спасибо!" А Нащокин снова улыбается: "Спасибо на хлеб не положишь! Вели меня похоронить по-человечески, я счеты с жизнью не сводил. Меня Жихарев убил".

И рассказал священнику, как было дело. Тот сидит ни жив ни мертв, а Нащокин под конец повелел: "И плиту не забудь на могилу положить. На том свете она вроде как визитная карточка, без нее никуда. А не сделаешь, пеняй на себя!"

И исчез. Отец Глеб в себя прийти не может, руки дрожат, мысли в голове скачут! А потом уразумел! Спал он, а Нащокин ему приснился. Встал со стула радостно, а с колен шуба упала, и не знает, что делать. Напросился к губернатору на прием. Иван Иванович не поверил, даже высмеял: "Священник, а веришь в привидения! Стыдно!"

Однако через неделю отца Глеба не стало. Заболел пономарь, священник сам решил на колокольню взобраться, оступился и разбился насмерть. Погоревали, похоронили.

На девятый день после его смерти отдыхал губернатор в собственном доме после обеда. Устроился с любимой книжкой в кресле, нацепил очки и тут увидел перед собой Нащокина.

"Здорово, Иван Иванович".

Губернатор был не робкого десятка, непрошеного гостя осенил крестным знамением: "Чур, чур меня, иди отсюда!"

Нащокин только рассмеялся: "Ванька, да угомони ты ручонки свои шаловливые! Все одно не поможет".

"Какой я тебе Ванька?" – привстал от возмущения губернатор.

"А у мертвецов губернаторов нет. Мы тут все равны. Я по делу пришел: вели меня перезахоронить, а то за Глебом последуешь".

"Я человек старый, угроз не боюсь, – гордо ответил Иван Иванович. – И смерти тоже – все одно помирать!"

– Какой смелый человек! – перебил Угаров.

– Не то слово, – подтвердил Веригин. – Я его еще по военной службе помню. Храбрее офицера не было. Но Нащокин его слабое место знал. Улыбнулся гадко и пообещал: "Тогда дочку твою, мою женушку несостоявшуюся, утащу".

И после этих слов исчез, растворился в воздухе! Иван Иванович призадумался. Не за себя, за дочь любимую перепугался! Вызвал полицмейстера и приказал заново учинить следствие. И при этом дал понять, что если опять признают самоубийство, не сносить полицмейстеру головы. Тело выкопали, исследовали, судебный врач дал заключение, что Нащокин умер от разрыва сердца. Похоронили на новом кладбище и плиту могильную водрузили. Как раз нащокинский наследник из Твери приехал, троюродный племянник, мечтал в губернии обосноваться – благо и имение большое, и дом новый, каменный. Но жить в нем не смог, после первой же ночи сбежал. Как стемнело, по дому начали бродить тени, свои могильные плиты искать. Попытался племянник дом продать, но никто покупать не хотел. Тогда городу отписал, но ни одно учреждение в здании не прижилось. Так и стоял дом. Запоздавшие путники, мимо спеша, крестились – вроде стоит пустой, а оттуда голоса да скрипы доносятся, огни в окнах мелькают. Жутко!

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98