Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
– Тут живут друзья людоеда? – заорал Рогожкин.
– Тута нет никого, – проблеял хозяин с другой стороны. – Нету.
– Все равно открывай, – буйствовал Рогожкин – Буду ваши задницы поджаривать. Открывай, тварь такая. Открывай, паскуда.
Дальше один мат. Хозяин сбегал в комнату, шепнул младшему брату и молодой жене, чтобы пряталась в погребе. А если негодяй с факелом подожжет дом, пусть выбираются через заднее окно и бегут в степь. Хозяин вернулся продолжать опасные переговоры. Поднатужившись, он придвинул к двери неподъемный сундук. Достал топор, на случай ближнего боя.
Но Рогожкин решил, что просто так он не уйдет. Он спустился с крыльца, положил на землю факел. Подпрыгнул и повис на оконной ставне, как обезьяна. Ставня заскрипела, погнулись, вылетели заржавевшие гвозди. Оставшись в руках Рогожкина, оторвалась от оконного блока. Рогожкин приземлился на зад, отбросил ставню в сторону. По плоской стене до высокого окна можно добраться только протрезвев. Он вернулся на крыльцо.
– Ты там? – спросил Рогожкин хозяина дома.
– Я там, – ответил казах.
– Тогда открывай, сволочь.
– Не открою, – отозвался хозяин.
Рогожкин двинул по двери ногой. Армейским ботинком он уже расколошматил в щепки низ хлипкой двери, уже готовой сорваться с петель. Вытащил из-за пояса бутылку коньяка, глотнул и запустил посудиной об стену. Бутылка взорвалась, как осколочная граната. Затем выхватил пистолет и трижды выстрелил в воздух. Хозяин все не открывал. Рогожкин готовился к решительному штурму неизвестного, но явно враждебного жилища.
– Ну, ты выйдешь или нет? – надрывался Рогожкин. – Или зажигаю на хрен твою хибару.
– Зачем зажигать? Тут нету никого. Мы ничего такого не делали. Зачем зажигать?
– А я говорю, выходи. У, гида.
Казах про себя уже решил, что участь его определена. Этой темной безлунной ночью он умрет в страшных нечеловеческих муках. В лучшем случае сгорит в огне или падет от бандитских пуль. К выстрелам и отчаянным воплям Рогожкина, затаясь по темным углам и замирая сердцами, прислушивались все жители аула.
Но дело кончилось довольно мирно, без огня и крови. На шум прибежали Акимов и Величко.
– А, это вы, – обрадовался Рогожкин. – Помощь пришла. Сейчас вместе навалимся. Все, ублюдок, хана тебе.
Рогожкин стукнул кулаком в дверь. Акимов и Величко переглянулись. Рогожкин пьяно усмехнулся, развернулся, чтобы в последний раз врезать ногой по треснувшей двери. Но не рассчитал сил, упал на крыльцо. Акимов выхватил из его руки пистолет. Подхватив Рогожкина за руки и за ноги, молодого человека потащили в темноту.
* * *
Литвиненко и компания пересекли границу с Казахстаном ранним утром. А к вечеру группа из девяти человек прибыла в поселок агрокомбината имени Алтынсарина. Три белых «Нивы», собравших на себе пыль степных дорог, остановились возле дома сельского учителя Галима Мусперова. Из машин вышли девять мужчин, прошли во двор учителя.
Мать Галима стояла на крыльце, безмолвно наблюдая за незваными гостями. Только что она принесла ведро колодезной воды, мутной, с коричневатым осадком. От неожиданности старуха расплескала воду. Сказать, что Шара Исаевна была удивлена, значит, ничего не сказать.
В последний раз машина останавливалась у ее дома лет шесть назад или более того. Это был потрепанный «Газик» с пятнами ржавчины на кузове, с помятыми крыльями. Но и то была настоящая машина, а не какая-нибудь телега на двух колесах. Галим сказал, что «Газик» принадлежит какой-то очень важной персоне, человеку районного значения. То ли председателю общества «Знание», то ли директору протезной мастерской «Рассвет».
«Газик» доставил до дому победителя межрайонного конкурса учителей Галима Мусперова, ее единственного сына, ее гордость. Водитель помог выгрузить подарки, которыми наградили Галима. Газовую плиту, в духовке которой теперь хранили обувь и одежду, и столовый сервиз на шесть персон китайского производства.
В тот день здесь собралось много народа. Во дворе натянули брезентовый тент, в его тени поставили столы. Зарезали барана, Галим ходил от гостя к гостю, показывал грамоту, в металлической рамке, под стеклом. Да, это большой запоминающийся праздник, но как давно это было. В другой, прежней жизни. Да, еще Галим купил в районе шикарный костюм польского производства. Ткань синяя в светлую голосочку, шерсть пополам с синтетикой. Этот костюм сын надел только один раз. Когда неудачно сватался за Люсю, русскую женщину, работавшую тогда учетчицей на молочном комплексе. До сих пор костюм лежит в духовке бесполезной газовой плиты…
И вот теперь перед домом остановились сразу три белых машины. В каждой машине по три человека, все русские, молодые мужчины. Двое выходят, по-хозяйски распахивают калитку, проходят во двор. Впереди высокий мужчина в кожаной куртке, за ним семенит парнишка лет двадцати пяти. Лицо у мужчины неприятное, большой выступающий вперед нос, узко сощуренные глазки, шишковатая голова брита наголо.
Видно, у гостей плохие вести. Сердце сжалось в предчувствии беды. Она вспомнила, что утром соседский мальчик нарвал в овраге сухих камышей и ковыли, притащил эту гадость к ней в дом. Суеверная Шара Исаевна не сдержалась, шлепнула мальчика по заду, выбросила траву. Погорячилась. Откуда десятилетнему парнишке знать, что ковыль в доме – к покойнику? Примета верная, сбывается. И вот эти машины, эти люди. Не к добру они появились. Она убрала с дороги ведро, шагнула с крыльца навстречу бритому наголо мужчине.
– День добрый, – Литвиненко растянул губы в улыбке. – Галим Мусперов здесь живет?
– День добрый, – отозвалась Шара Исаевна. – Здесь живет. Но его сейчас нет. Он уехал. А вы что, по делу?
Глупый вопрос, по делу к ее сыну никто на машине не приедет. Да и пешком никто не придет. Разве что сосед, бывший механик, заглянет сыграть в нарды.
– По делу, – кивнул Литвиненко.
– А по какому делу?
Литвиненко давно потерял счет километрам. Дорога из Москвы в эту глушь в эту деревушку, маленькую и вонючую, как мышиная промежность, отняла уйму сил и времени. Этого времени хватило бы, чтобы придумать самую изощренную, хитроумную комбинацию, ловушку, западню. Но Литвиненко не удосужился пораскинуть мозгами. Оказался не готов к самым простым вопросам какой-то старухи, примитивной казашки.
– По какому делу? – переспросил Литвиненко. – А вы сами, простите, кто будете?
– Я мать Галима, – сказала старуха.
– А, вот оно что, мать, – Литвиненко погладил себя по замерзшей на ветру лысине. – Значит, мать…
Вмазать бы этой старухе вместо ответа по лбу, меж рог. И еще добавить, в честь знакомства, чтобы загнулась на месте. Чтобы узнала перед смертью, с кем, сука старая, разговаривает. Но нельзя, не ко времени это. И не к случаю…
– Так вы по какому делу? – Шара Исаевна так разволновалась, что дрогнул голос.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
