И сквозь это романтическое безумие даже не сразу пробился звонок моего мобильного.
— Не отвечай, — простонал Рома, практически не отрываясь от моих губ и крепче сжимая меня в своих объятиях.
Мне удалось промычать в ответ что-то утвердительное. Но телефон настойчиво продолжал трезвонить.
— Лер, как тебе такое предложение: я сейчас кидаю его в сугроб, а потом покупаю тебе новый? — тяжело вздохнул Ковальчук, с явным сожалениям отстраняясь от меня.
— Не очень, — смеюсь я в ответ, но тут же резко обрываю свой смех. Потому что воспоминания о нашем последнем недопоцелуе вихрем врываются в моё сознание. Тот самый поцелуй, который мог стать реальностью после нашей с Ромой игры в снежки. Но он не случился, потому что тогда нас тоже прервал телефонный звонок.
Костя.
Человек, к которому я приехала за тысячу километров, чтобы встретить Новый год. И о котором я совершенно забыла, поддавшись минутному порыву — узнать на трезвую голову как целуется мой симпатичный сосед…
Костя… Человек, который стоял сейчас ко мне спиной на парковке рядом со своей машины и судя по звукам, раздающимся из кармана моей дублёнки — не прекращал своих попыток до меня дозвониться.
Теперь нас разделяло с Костей всего лишь несколько десятков метров. Ему было достаточно просто обернуться, чтобы увидеть меня… в объятиях другого.
Глава 48
Это действительно был он — хотя мой разум упорно отказывался в это верить. Только сердце ухнуло куда-то вниз, а потом загрохотало в груди так сильно, что казалось вот-вот пробьёт мне грудную клетку.
Я думала, что захочу его придушить, как только увижу. Но вместо этого я чувствовала, как у меня внутри разливается радость. Заполняет каждую клеточку тела, заставляет губы невольно растягиваться в улыбке… Но улыбка тут же сползает с моего лица, когда я понимаю, что по-прежнему обнимаюсь с Ромой.
Что чёрт возьми я опять творю?!
Сейчас мне как никогда захотелось согласиться с товарищем писателем — я действительно умудрюсь мастерски влипать в неприятности. Причем организовываю я их сама же, буквально на пустом месте.
Вот только драки и скандала мне сейчас не хватало!
На автомате делаю шаг назад. Рома непонимающе взирает на меня с высоты своего могучего роста, но не желает размыкать объятия.
Я отчаянно мотаю головой из стороны в сторону.
— Костя… — наконец смогла произнести я вслух. Горло будто бы сжалось в тисках, и каждый звук я воспроизводила с трудом, через боль. Я чувствую даже через дубленку, как Ромины руки на моей талии становятся напряжёнными, будто бы наливаются тяжестью.
— Вообще-то я — Рома, — угол его рта стремительно ползет вниз.
Господи, ситуация и так полный мрак, но я каким-то образом умудряюсь сделать её еще хуже. Теперь Ковальчук думает, что после поцелуя я ошиблась и назвала его именем своего любовника. Браво, Лера! Так держать! Первые дровишки уже заготовлены, впереди вон целый лес виднеется — можешь приступать.
— Нет! Там… Костя, — с усилием говорю, я, высвобождаясь из объятий.
— Понятно.
Это всё, что произносит в ответ мой сосед. Точнее тот, кто за последние несколько минут умудрился стать мне больше, чем соседом. В глазах Ромки я вижу бесконечную грусть и… разочарование. Он снова читает меня, как раскрытую книгу. И то, что он там прочёл ему явно не нравится.
— Ром…
Я сбиваюсь, не зная, что сказать и как объяснить то, что творится у меня сейчас в душе. Я ведь не жалею о том, что сделала, не жалею о нашем поцелуе! Но это никак не вписывается в картину того, что пробудилось у меня внутри при виде Захарова.
Не хочу я никому причинять боль! Ни доброму, сопереживающему Ромке, ни раздолбаю и весельчаку Косте. Не хочу! Но сейчас каждый мой шаг и каждое моё слово выглядит так, точно я хочу ранить их, причём с особой, извращённой жестокостью.
Я в ужасе прижимаю дрожащие пальцы к своим пылающим щекам. Губы тоже дрожат, но я так и не могу заставить себя произнести вслух хоть какое-нибудь объяснение. Пускай даже какое-нибудь корявое или идиотское — не могу! Мой разум и голос будто бы объединились против меня в невидимую коалицию и отказывались выполнять свои основные функции, заложенные природой.
Ковальчук усмехается и так и не сказав мне ни слова, резко отворачивается и быстрыми шагами уходит прочь. А я даже не могу броситься за ним вслед, потому что телефон так и продолжает разрывать округу своей надоедающей, однообразной мелодией. Трясущимися от напряжения, плохо слушающимися пальцами нажимаю на вызов.
— Обернись, — тихо, практически шепчу я.
Захаров послушно оборачивается и расплывается в своей фирменной широкой улыбке, от которой у меня, по традиции, перехватывает дыхание и начинает сильнее биться сердце. А я уже и забыла, что он умеет так улыбаться…
Казалось бы, ну что такого — просто улыбка. Но Костя всегда улыбался так, что всё вокруг тут же наполнялось лёгкостью, радостью и каким-то безграничным оптимизмом. Своей улыбкой он умудрялся одновременно и поднимать мне настроение, и показывать, что я для него самая-самая… Потому что мужского восхищения, лукавства и той самой обольстительной чертовщинки в его улыбке всегда имелось с лихвой. Но сейчас в его улыбке было что-то ещё… То, чему мне было очень сложно найти объяснение. А ещё огромная усталость.
Последний раз он приезжал ко мне в Питер чуть больше месяца назад, но по ощущениям, будто прошёл целый год. Что такого случилось у него за последние дни? Почему его жена попала в больницу? А если это он такой сейчас из-за неё…
Мысли крутятся в голове одна страшнее другой. Убираю айфон в карман и медленно, будто бы боясь потерять равновесие, начинаю идти в сторону Кости. Вот только Костю совершенно не устраивал такой мой неспешный моцион — всего лишь несколько стремительных широких шагов и он оказывается рядом со мной.
— Лерка… Моя Лерка… — сгребает он меня в объятия и шепчет куда-то в макушку.
Где-то на краешке сознания понимаю, что шапка давно уже сползла с моей головы и сейчас я крепко сжимала ее в руке. А вторую разместила на его груди Кости, нежно скользя пальцами по его светлой дублёнке, вдыхая такой до боли знакомый и родной аромат его парфюма.
— Привет, — еле слышно говорю я, наконец найдя в себе силы посмотреть ему в глаза.
И снова этот глубокий, пронизывающий каре-зелёный взгляд.
Костя не набрасывается на меня с поцелуями, не начинает засыпать меня оправданиями или рассказывать, что произошло с его женой. Он просто крепко, практически
