— бояре! Берут, потому что податное население должно оплачивать выполнение прямых обязанностей, за которые государство платит зарплату! — немного потерял он самоконтроль.
— А какая у тебя зарплата? — полюбопытствовал я.
— После избрания — полторы тысячи рублей.
— Ха-ха! — издевательски заржал я. — Так ты тупо нищий! Ай-ай-ай! — Андропов внезапно схватил меня за ухо.
Отпустив, ухмыльнулся:
— Клоун!
— Никулин тоже клоун, а его вся страна любит, — снова сослался я на авторитет. Подумав, добавил. — Карандаша не меньше. Дашь Виталинины отчеты на ночь почитать?
Лучше уместить все эмоционально тяжелое в один дань, чтобы спокойно жить дальше.
— На ночь не советую! — гаденько хохотнул деда Юра.
— Очень интересно как я со стороны выгляжу, — развел я здоровой рукой. — Что планируешь с зарубежными поездками делать?
— Она даже из дома выходить боится, Сережа. Так что придется мне ездить без «первой леди», — вздохнул Андропов.
— А у тебя же еще дети есть, — неосторожно ляпнул я, и деда перекосило. — Извини, я не хотел. Чисто по-человечески я тебе сочувствую: родители своих детей, и неважно какими они были, хоронить не должны. Я это к тому, что одинокий очкастый мужик с кислой рожей — напоминаю, табакерочник и злой КГБшник… — дед фыркнул, я продолжил. — …Выглядит, уж прости за откровенность, напрягающе. Повезло, что негативным является только первое впечатление — когда с тобой поговоришь, становится ясно, что Юрий Владимирович Андропов — со всех, кроме рожи, сторон, приятный мужик.
— Вот уж спасибо! — поблагодарил веселящийся Андропов.
— Да ладно тебе, — отмахнулся я. — Наша задача — поставить рядом с тобой кого-то, кто будет отвлекать внимание, нивелируя негативное первое впечатление. В идеале — вплоть до маленьких детей. Исключая секретного меня, семья подходит замечательно. Целовать только никого не вздумай! — сымитировал ужас.
— За кого ты меня держишь? — укоризненно вздохнул дед и заржал. — Никсон поди от радости плакал, когда узнал, что целоваться не придется!
Поржал за компанию — правда смешно же.
— Когда Конвенция-то?
— Сентябрь-октябрь. Когда комсомольцем станешь, — ответил Андропов.
— Нормально, — кивнул я. — Ту-144 выделишь? Чтобы мне летом гастроли и секретный проект совмещать.
— Что-нибудь придумаем, — пообещал он.
— Сверхзвуковой блат! — хохотнул я.
— За керосин и амортизацию сам заплатишь, — наказал меня за избыток юмора дед, встал, выключил телевизор. — Ну что, пойдем отдам тебе страшилки?
— Можешь считать, что запугал! — улыбнулся я.
— Завтра не подведи, хорошо? — мягко попросил он.
— Да чего я, не найду чем созидательным с бабушкой заняться? — светло улыбнулся я. — Она хорошая, и я правда хочу ей хоть немножко помочь. Можешь спокойно заниматься большой политикой.
— Если у тебя получится, Сережка… — наклонившись ко мне, заговорщицки прошептал Андропов.
— Полцарства и Виталину в придачу! — фыркнул я. — Родня, деда! — оп, обнимашки! — Надо помогать друг другу! Гони листочки! — отпустил растерянного Андропова.
— Да, — опомнился он, поправил очки, и повел меня на второй этаж.
— Дочь маминого директора — Катя Солнцева, очень хорошая девочка. Глаза горят — хочет людям помогать. Можно сделать так, чтобы годам к тридцати она сидела в ЦК, не растеряв этого желания?
— ЦК — не проблема, но остальное зависит не только от нас, — обернувшись, развел руками Андропов.
— Я над ней шефство возьму, — пообещал я. — Но нужно и ее в спецшколу перевести.
— Еще кого-нибудь? — вполне серьезно спросил дед.
— Нет, больше, извини, если надменно прозвучит, никого заметного не нашел. Но Вовка-рыжий в КГБ так и просится — наблюдательный, язык за зубами держать умеет, в меру осторожен.
— Приглядим, — пообещал дед.
— А это же теперь не по твоему ведомству? — спросил я.
— А из конторы никто так просто не уходит, — ухмыльнулся он.
— Со следующего года плотно поиском перспективных ребят займусь. В спецшколе же и дети специальные?
— Специальные, — обернувшись, кивнул дед.
— Вот и будут мне ручные члены Политбюро, — хохотнул я. — К девяностому году, думаю, самое оно будет.
— Что?! — дернулся дед.
— Через одного, чтобы про династию поменьше слухов было, — с наглой улыбкой пояснил я. — И потом — за эти годы я столько всего наворочу, что ни у кого и сомнения не будет в том, что внук Андропова Первого занял трон заслуженно.
— Ты же говорил, что тебе нельзя «пульт от ядерки» доверять? — напомнил он.
— А к тому времени мир станет прямо сильно лучше, и мотивации жать кнопку не станет, — развел я руками. — Это мой план-максимум.
— Что ж, мечтать не вредно, — пожал плечами дед.
— Английский осваиваешь?
— Не в последние недели, — вздохнул он. — Сам понимаешь.
— Понимаю, — сочувственно вздохнул я.
Андропов вошел в одну из комнат и принес ожидаемо-толстенную, на две сотни листов, папку.
— Жесть! — оценил я, засовывая драгоценность под мышку. — Спасибо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — с улыбкой пожелал он мне, и мы разошлись.
Тренируя волю, занес папку в комнату и сходил полежал в ванне. Вот теперь нормально! Закрыл форточку и улегся на три одеяла, накрывшись четвертым. Чертыхнувшись, сел и завернулся в одеяло по шею — а как мне однорукому лежа читать?
Так, это — простой пересказ проведенных со мной дней: ходили туда-то, разговаривали с тем-то и тем-то. Убираем, я там тоже был.
«Приложение 1: краткий пересказ антисоветских высказываний объекта».
Тридцать два полнехоньких листочка! Расстрелять, немедленно!
«Приложение 2: краткий пересказ всей пошлятины».
Что?!
«Приложение 3: анекдоты и шутки».
А?!
«Кто тебе в СССР секретный отчет покажет, дурачок?
Виталина».
Да пошли вы!!!
* * *
Сидя на кухне за чаем и оставшимся со вчерашнего дня тортом «Московское суфле» — «Птичье молоко» в девичестве, мы с бабушкой, как и должно интеллигентным людям, за завтраком обсуждали классику:
— Сказки Салтыкова-Щедрина мне тоже очень нравятся, — согласно кивнул я в ответ на ее вопрос. — А «Историю одного города» деду подарю, пусть осваивает — там все, с чем ему придется работать.
Татьяна Филипповна мелодично рассмеялась и откусила тортика.
Выглядит гораздо лучше, чем вчера, но годами нарабатываемую диазепамовую «вялость» мальчиком Сереженькой не прогнать, увы.
— А потом я «Господа Головлевы» почитал, — продолжил я и поежился. — Такая жуть!
— Я с тобой полностью согласна, Сереженька, — важно кивнула она. — По-настоящему страшная вещь.
— Готический роман изобрели англичане эпохи раннего романтизма, они же его и развивали в эпохи последующие, но Михаил Евграфович взял его формулу, и, простите, баб Тань, я со всем уважением к классику — «натянул» на русскую деревню с характерными для нее атрибутами. И куда там мрачным английским замкам до готизма русской глубинки девятнадцатого века?
Баба Таня снова мелодично рассмеялась. Так все утро и сидим.
— Давайте сегодня по лесу погуляем? — предложил я.
Баба Таня опасливо покосилась на окрасившийся
