все собирают. Помните, они ведь не считали это убийством. Похоже на чудо, что у них вообще хоть что-то осталось.
Поразмыслив над ее словами, выдыхаю.
– Понятно.
– Я рассказала все Назрин и должна буду передать то, что вы сообщили про пластинку. Нам надо подтвердить ваше объяснение, как там оказались ваши отпечатки. Ладно. Мне пора, – говорит она и отключается.
Кладу трубку и снова сажусь.
– Все в порядке? – интересуется Себ, на лице у него беспокойство.
Мотаю головой.
– Не совсем.
Глава сорок пятая
Пятница
После моего разговора с Джен прошло уже почти две недели, но новостей больше не было. Я просто жду, зажатый в тиски стенами дома. Ужасно хочется сбежать, но не могу. Я должен тренироваться, чтобы выдержать тяготы заключения.
Себ продолжает притворяться, будто ходит на работу.
– Знаешь, я однажды читал про японских работяг, которые, потеряв работу, все равно каждое утро вставали, одевались и шли «в офис». На деле же они просто выходили в парк. Сидели бесконечными рядами на скамейках. В статье написано, что они притворялись, так как им было стыдно, что их уволили, однако я не считаю это постыдным. Уж если не можешь действовать, то хотя бы притворяйся.
– Ты бы мог найти другую работу, – возражаю я.
Он с грустью кивает и поправляет галстук.
– Ты тоже.
Приходит день моего слушания – блеклый и серый. Тщательно моюсь и одеваюсь в одолженный Себом костюм. Брюки болтаются на бедрах, а пиджак коротковат в рукавах, но я благодарен. Дорога до Королевского суда района Саутуорк довольно долгая, и я вдруг осознаю, что она мне знакома. Выйдя со слушания по своему залогу, я ничего не замечал. А теперь смотрю и узнаю это здание – видел его раньше в газетах. Сегодня прессы нет, только мелкие лужицы и косой моросящий дождь. На ходу подмечаю свое отражение в больших витринах вдоль дороги. Мои черты размыты, почти как у призрака.
Джен и Назрин заводят меня в маленькую комнату. Места там хватает только для стола и трех стульев, да и то кажется, что комната загромождена. На Назрин парик и мантия, она ловит мой взгляд.
– Ну и комнатушка, да? – бросает она, снимая парик.
– Видал и похуже, – отзываюсь я.
Она улыбается и указывает на меня своими бриллиантовыми ногтями.
– Ладно. Помните о вашей позиции. Невиновен. Возможно, вы услышите, как я начну возмущаться насчет раскрытия нам той или иной информации, но в целом все должно пройти гладко. Вам будут называть даты, «регламентные сроки», это просто сроки подачи документов и все такое. Единственная дата, которая вас должна волновать, – та, что объявят в конце, день суда. Понятно?
Киваю. Джен делится новостями касательно пластинки: обвинение так и не нашло второй фрагмент.
– Что? – переспрашиваю я.
– Вот дерьмо, нас вызывают. Пойдем, Назрин все объяснит в суде, – говорит она, и мы следуем за Назрин, которая на ходу накидывает парик на голову.
Суд производит впечатление дежавю. Будто увеличенная версия зала, в котором я уже бывал. Этот зал просторный, а место судьи так далеко, что я едва могу его разглядеть, когда он наконец заходит. На судье красная мантия, он добродушно всем улыбается. Меня заводят на огороженную стеклом скамью подсудимых, просят назвать имя и гражданство, а затем сесть.
– Вы готовы к предъявлению обвинения, госпожа Хан? – спрашивает судья.
– Да, ваша честь.
– Прекрасно. Прошу секретаря судебного заседания зачитать обвинение, – обращается он к секретарю.
– Александр Шют, согласно настоящему обвинительному акту вы обвиняетесь в убийстве человека. В нем указано, что тридцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года вы убили Мишель Макинтош. Ваше отношение к предъявленному обвинению?
Суд моментально затихает, как будто весь мир вдруг взял и остановился. Все ждут, и какая-то часть меня тоже ждет.
– Невиновен, – говорю я.
Остаток слушания проходит именно так, как меня предупреждали, пока Назрин не встает со своего места.
– Ваша честь, на прошлой неделе мы с удивлением узнали, что одно из вещественных доказательств с места преступления утеряно.
– Утеряно? – уточняет судья. – Это критически важное доказательство?
– По нашему представлению, да, ваша честь. Мы считаем, что ответчик скорее был свидетелем убийства, чем совершил его. Мне сообщили, что он видел, как незадолго до совершения убийства убийца снял с проигрывателя пластинку и швырнул ее через комнату, разбив таким образом надвое. Учитывая обстоятельства и механику броска, на данной пластинке могли сохраниться отпечатки пальцев убийцы.
– Да. И что вы хотите этим сказать, госпожа Хан?
– Я хочу сказать, ваша честь, что Корона имела возможность исследовать один из двух фрагментов, однако полиция, судя по всему, утратила второй фрагмент. Исследование первого фрагмента результатов не дало.
– Понятно.
– И мы хотели бы прямо здесь и сейчас уведомить Корону, что в данных обстоятельствах мы, весьма вероятно, заявим о необоснованной подаче иска.
– Да. Господин Дуглас-Джонс? Что вы можете на это ответить?
– Мы наводим справки, ваша честь. В то время, когда имело место данное событие, обстоятельства указывали на несчастный случай, вследствие чего вещественные доказательства не были должным образом собраны и сохранены, как того требует расследование убийства. В сухом остатке, ваша честь, мы имеем то, что имеем. Честно говоря, удивительно, что у нас вообще остался фрагмент пластинки для проведения экспертизы.
– Понятно. Что ж, госпожа Хан, вы можете придерживаться данной позиции, но я пока не убежден, что на данном основании должен приостановить слушания по делу.
Вскоре меня отпускают, и вот я уже в коридоре, где меня инструктирует Назрин.
– Помните об условиях залога. Джен будет с вами на связи. И если вам что-то еще придет в голову, дайте нам знать – чем скорее, тем лучше.
Киваю и, проводив их обеих взглядом, поворачиваю к главной улице. Адреналин от суда потихоньку сходит на нет, и спустя несколько мгновений на свежем воздухе я снова прихожу в равновесие. Озираюсь, чтобы сориентироваться, и вижу перед собой знакомое лицо.
– Вы? – восклицаю.
– Ксандер, – говорит Блэйк.
Стоя прямо рядом с ней, я впервые могу разглядеть ее при свете дня. Она кажется моложе и привлекательней. Но бледность кожи выдает долгие часы, проведенные в помещении под светом лампы.
– Значит, невиновны?
– Да.
– Хорошо.
Она поворачивается, чтобы уйти, но останавливается.
– Знаю, прозвучит странно, но если я могу вам чем-то помочь…
– Благодарю, – отвечаю я.
Я тронут тем, что она мне верит. Нет, больше того, я чувствую, что меня видят, отчего даже кажется, что я смогу наконец найти путь к обретению себя.
Она слегка улыбается и идет к припаркованной полицейской машине.
* * *
Посередине Лондонского моста я
