Предельный срок окончания строительства приблизился, миновал, и никого не оштрафовали. Консорциуму предоставили дополнительные полгода на завершение работ, а из городских фондов ссудили двадцать миллионов долларов. Затем «Инкарама» обанкротилась и свернулась; все проекты остались незавершенными. Долги были настолько огромны, что банк, являвшийся главным кредитором программы, тоже лопнул, и Национальному банку пришлось принять его обязательства на себя, что расстроило финансовые прогнозы доктора Бадахоса на тот год.
Столица обанкротилась, и Рауль Буэнаноче, закрыв больницы и социальные службы, бежал в Уругвай с чемоданами стодолларовых купюр. Город прославился на всю Латинскую Америку тем, что его трущобы расположены среди живописнейших древних руин, а их обитатели берут воду из копии Панамского канала.
34. Генерал Фуэрте пользуется гостеприимством армейской службы внутренней безопасности
У бригадного генерала глаза полезли на лоб, когда он прочел рапорт полковника Фигераса; особое недоверие вызывали те единственно правдивые места, где подробно описывались кошачье нашествие и эпидемия смешливости. Он прочел о героических атаках и контратаках Фигераса против значительно превосходящих сил противника, о доблестном арьергардном бое, в котором полковник двадцать минут в одиночку удерживал мост, чтобы дать возможность отступить своим солдатам. Генерал вызвал всех уцелевших и побеседовал с каждым в отдельности. Потом вызвал полковника.
Уши Фигераса еще горели после генеральской тирады, а сердце налилось свинцом от разжалования в лейтенанты, и тут на глаза ему попался генерал Фуэрте, что брел по плацу, словно живой труп. Фигерас оглядел еле волочившую ноги, потрепанную, давно небритую, пустоглазую фигуру с кошкой на руках и бренчавшими на шее котомками.
– Ты кто такой? – мрачно спросил Фигерас.
Генерал с минуту думал, потом ровно ответил:
– Простите, что так долго. Я был у партизан.
– У партизан? – воскликнул Фигерас. Он сунул руку в одну котомку, надеясь, что все они полны монет, и вытащил несколько солдатских медальонов. Внимательно осмотрел и спросил: – Где ты это взял? В Чиригуане?
Генерал снова задумался.
– Кто-то привез нас с кошкой на грузовике. Простите, что так долго.
– Ну-ка, пошли, – приказал Фигерас, вынимая пистолет. Подталкивая генерала в спину, отвел его на гауптвахту, впихнул туда и запер дверь. Затем отправился к бригадному генералу.
– Опять вы? – услышат он вместо приветствия.
– Так точно, – ответил Фигерас. – У меня важное сообщение. Только что, рискуя жизнью, я задержал вооруженного партизана, при котором обнаружены личные медальоны убитых под Чиригуаной.
Генерал устало вздохнул:
– Лейтенант, – он нарочито растягивал слово, – вы забыли, мое окно выходит на плац. Я видел, как вы арестовали старого бродягу с мешками.
– В мешках медальоны, господин генерал, и он сам признался, что был у партизан, – сказал Фигерас и прибавил: – Я говорю правду.
– Хорошо, лейтенант, известите службу внутренней безопасности, пусть заберут его и допросят. Будьте любезны не попадаться мне на глаза как можно дольше. Вы свободны.
Отдав честь, Фигерас вышел из кабинета и направился к радисту передавать сообщение.
– Вы не пишите, – сказал радист. Он знал безграмотность Фигераса и его корявый почерк. – Прямо диктуйте.
Прошло два дня, генерал сидел с кошкой в камере и не замечал, что его не кормят. Он давно научился спать наяву, предаваясь светлым мечтам и воспоминаниям детства. Не замечал он и тряски, когда на третий день, так и не покормив, его в багажнике «форд-фалькона» повезли в столицу, но скучал по кошке, которую у него вырвали из рук и швырнули через весь плац.
– Это была моя кошка, – грустно сказал он.
В Военном училище инженеров электромеханики двое громил сдали генерала с рук на руки Извергу, и сунули сопроводительный рапорт: «Имя неизвестно, объект слабоумен, предположительно – партизан из чиригуанского «Народного авангарда», допросить с пристрастием, вопросы обычные».
Грубыми тычками Изверг погнал жертву по коридорам мимо зловонных камер, забитых рыдающими пленниками. Генерал не увидел плаката на стене: «Будем убивать, пока народ не поймет». Не заметил ни лампочек без плафонов, ни истерически рыдавшую голую девушку в синяках и со следами ожогов, которую за волосы волокли мимо по коридору. Не видел подсохших луж крови на полу и кровавых полос на стенах, не чувствовал запаха гнили и горелого мяса. Ему виделась бабочка-император на цветке акации и колибри, порхавшая в голубом люпине.
Изверг втолкнул генерала в пыточную и связал ему руки за спиной. Карабином пристегнул веревку, перекинутую через блок на потолке, и подтянул. С бесстрастностью ученого и сноровкой мастерового рванул веревку и удивился: несмотря на хруст суставов, генерал не вскрикнул.
– Ты кто? – спросил он и снова дернул.
– Император… – ответил грезящий генерал.
– Какой император? – Изверг дернул веревку.
– Акация… – проговорил генерал.
Изверг подошел к столу и записал: «Объект утверждает, что он – император Азии».
– Раз ты желаешь повеселиться, – процедил он, – давай, посмотрим, может, это тебя распотешит.
Изверг подтянул генерала к потолку и отпустил веревку, тот заскользил вниз, но палач резко наступил на стопорящую педаль. Плечи генерала хрустнули, будто переломили сухую ветку.
– Ну, император, а теперь ты кто?
– У меня забрали кошку… – прошептал генерал, и глаза его наполнились слезами. – Где моя кошка?…
Изверг вернулся к столу и записал: «Объект явно сумасшедший и нечувствителен к боли».
Он спустил генерала на пол и обрезал вязки; руки пленника беспомощно повисли, точно у деревянной марионетки. Извергу не хотелось так легко сдаваться, но его ждали более отзывчивые и приятные жертвы; он распял генерала вверх ногами на решетке у стены. Тот в забытьи провисел так всю ночь, ему грезились кошки, он не видел и не слышал, как Изверг, пока столица спит, коверкает плоть и рассудок еще двадцати человек.
Наутро Изверг передал генерала Банщику. Тот понимающе заглянул в пустые глаза жертвы.
– У меня заговорит, – пообещал он и потащил генерала к своим особым чанам. Швырнув пленника в бак с водой, Банщик прижал его ко дну. Генералу мнилось, он опять в материнском чреве – и он задержал дыхание. Организм замедлил работу чуть ли не до полной остановки, Банщик мог держать генерала под водой хоть час. Палач убрал руки, но генерал не выскочил из бака, отплевываясь и хватая ртом воздух, как делали все. Улыбаясь, он лежал под водой, изо рта взбегала струйка пузырьков. Банщик вытащил генерала из бака, сунул в чан с испражнениями и продержал четыре минуты. Потом сдался и приказал убрать генерала, предпочитая истязать умоляющих, пресмыкающихся и признающих его полное господство людей.
