Декамбре догадался. Он ухватился за то, что одержимость ученого сеятеля и грубая работа в конце — несовместимы. Он уцепился за древесный уголь и сделал единственно возможный вывод: их двое. Сеятель и убийца. Декамбре чересчур много болтал в тот вечер в «Викинге», и убийца все понял и взвесил последствия своей ошибки. Оставались считанные часы до того, пока старый умник дойдет до самой сути и побежит в полицию. Над убийцей нависла неминуемая угроза, старик должен замолчать. Времени на выдумки не оставалось. Пришлось изобразить несчастный случай, роковую случайность, падение в воду.
Юрфен. Человек, который достаточно ненавидел Дамаса, чтобы желать его погибели. Человек, который сблизился с Мари-Бель, чтобы все выведать у простодушной сестрицы. Тщедушный слабак, с виду такой ягненок, а на деле негодяй без страха и совести, способный одним ударом свалить старика в воду. Жестокий, безжалостный убийца. Почему же тогда попросту не убить самого Дамаса? Зачем убивать пятерых человек?
Адамберг подошел к окну и прижался лбом к стеклу, глядя на темную улицу.
А что, если поменять телефон, а старый номер сохранить?
Он порылся в мокрой куртке, достал телефон и разобрал его, чтобы просушить внутренности. А вдруг получится.
А что, если убийца просто-напросто не мог убить Дамаса? Потому что его вина была бы очевидной? Как в убийстве богатой женщины сразу подозревают ее мужа. Стало быть, единственное объяснение, какое можно найти, — Юрфен был мужем Дамаса. Бедный муж богатого Дамаса.
Наследство Эллер-Девиля.
Не сходя с места, Адамберг позвонил в уголовный розыск.
— Что он говорит? — спросил комиссар.
— Что старик на него напал, а он защищался. Он раздражается все больше и больше.
— Не отпускайте его. Это вы, Гардон?
— Лейтенант Мордан, комиссар.
— Это он, Мордан. Он задушил женщину и четверых мужчин.
— Он все отрицает.
— Это сделал он. У него есть алиби?
— Он был у себя в Роморантене.
— Проверьте самым тщательным образом все, что связано с Роморантеном. Найдите связь между Юрфеном и наследством Эллер-Девиля. Минутку, Мордан. Напомните, как его зовут.
— Антуан.
— Эллер-Девиля-отца звали Антуан. Разбудите Данглара и срочно пошлите его в Роморантен. Пусть займется этим с самого утра. Данглар специалист по семейным делам, особенно по разоренным семьям. Скажите, пусть выяснит, не является ли Антуан Юрфен сыном Эллер-Девиля. Его непризнанным сыном.
— А зачем?
— А затем, что он и есть его непризнанный сын, Мордан.
Пробудившись, Адамберг взглянул на обнаженный выпотрошенный телефон, тот совсем просох. Он набрал номер технической службы, которая днем и ночью была к услугам разных зануд, и потребовал новый аппарат со старым номером взамен утонувшего.
— Это невозможно, — устало ответила женщина в трубке.
— Возможно. Электронная карта высохла. Надо только переставить ее в новый аппарат.
— Этого нельзя сделать, месье. Это же не стационарный телефон, там стоит электронный чип, который нельзя…
— Я все знаю о чипах, — перебил Адамберг. — Они живучи, как блохи. И я хочу, чтобы вы переселили его в новый корпус.
— Почему бы вам просто не взять другой номер?
— Потому что я жду очень важного звонка лет через десять-пятнадцать. С вами говорят из уголовной полиции, — добавил Адамберг.
— Ну, если так… — Последние слова произвели на женщину впечатление.
— Через час жду новый аппарат.
Он повесил трубку, надеясь, что с чипом ему повезет больше, чем Дамасу с блохами.
XXXVII
Данглар позвонил, когда Адамберг заканчивал одеваться, надев футболку и брюки очень похожие на те, что были на нем накануне. Он старался одеваться всегда одинаково, чтобы не терзаться вопросом, что бы сегодня надеть и как подобрать подходящую пару. А вот второй пары ботинок он в шкафу не нашел, там были только грубые горные башмаки, непригодные для улиц Парижа, и он остановился на кожаных сандалиях, которые надел на босую ногу.
— Я в Роморантене, — сказал Данглар, — и страшно хочу спать.
— Вы проспите четыре дня кряду после того, как обшарите город. Мы у роковой черты. Не упустите след Антуана Юрфена.
— С Юрфеном я закончил. Сейчас иду спать, а потом возвращаюсь в Париж.
— Потом, Данглар. Выпейте три чашки кофе и идите по следу.
— Я шел по следу и все завершил. Понадобилось всего лишь расспросить его мать, она-то не собиралась делать из этого тайну. Антуан Юрфен — сын Эллер-Девиля, он на восемь лет младше Дамаса, непризнанный ребенок. Эллер-Девиль его…
— Как они живут, Данглар? Бедно?
— Я бы сказал, очень стесненно. Антуан работает у продавца замков, живет в комнатушке над магазином. Эллер-Девиль его…
— Превосходно. Садитесь в машину, по приезде расскажете подробности. Удалось что-нибудь узнать о заказчике?
— Вчера в полночь нашел в компьютере. Он из Шательро. Производство стали Месле, огромный завод в промышленной зоне, главный поставщик воздушного флота на мировом рынке.
— Богатый улов, Данглар. Месле — владелец?
— Да, Родольф Месле, инженер-физик, профессор университета, директор лаборатории, руководитель предприятия и обладатель девяти патентов на изобретения.
— Один из которых — ультралегкая, почти не ломающаяся сталь?
— Сверхпрочная сталь, — поправил Данглар. — Да, это одно из его изобретений. Он запатентовал его семь лет и семь месяцев назад.
— Это он, Данглар, он заказал избить Дамаса и изнасиловать девушку.
— Понятно, что он. Но он еще и этакий местный царек, неприкосновенная персона французской промышленности.
— Мы его достанем.
— Не думаю, что министерство скажет нам за это спасибо, комиссар. Тут на карту поставлены огромные деньги и репутация страны.
— А мы и не будем никому говорить, тем более Брезийону. Достаточно информации просочиться в прессу, и через два дня эта сволочь уже не отмоется. Это подмочит ему репутацию, а потом окончательно свалит. Вот где вмешается правосудие.
— Прекрасно, — одобрил Данглар. — Я хотел еще сказать про мать Юрфена…
— Позже, Данглар. Сейчас я должен заняться ее сыном.
Ночные дежурные оставили на столе отчет. Антуан Юрфен, двадцати трех лет, родившийся в Ветиньи и проживавший в Роморантене, департамент Луар-э-Шер, упрямо стоял на своем и позвонил адвокату, который посоветовал ему молчать. С тех пор Антуан Юрфен не раскрывал рта.
Адамберг остановился у его камеры. Юноша сидел на кушетке, стиснув челюсти, играя желваками на костлявом лице и хрустя суставами худых пальцев.