— Пока не по всему городу, а только в его центре, — напомнила ей Эллен.
— Я не буквально, Эллен! Я хотела сказать…
— Хорошо, хорошо.
Эбби смущенно покосилась на сестру.
— Прости. Я только…
— Да все нормально, Эб. Успокойся.
Эбби сделала над собой усилие и уже спокойнее продолжала:
— По-твоему, что он замышляет?
— Я знаю только один способ выяснить это наверняка, — откликнулась Эллен. — Я просто спрошу у него.
— Нет!
Представив, как сестра беседует с Митчем, Эбби запаниковала. Что, если он ненароком выдаст их ужасный секрет, и сестра узнает, что они уже переспали. Она не думала, что он прямо ей об этом скажет, но Эллен умела читать между строк.
— Я сделаю это сама! Я спрошу у него.
— Ты серьезно? Эбби, тебе незачем в это впутываться. Я сама справлюсь.
— Нет! Я хочу с ним поговорить. То есть не хочу… но я должна это сделать. Поэтому будет лучше, если я решу этот вопрос поскорее. Я хочу сказать, что если он собирается здесь жить, то рано или поздно я все равно его встречу. Поэтому будет лучше, если это произойдет преднамеренно. Я смогу подготовиться и сделать это по-своему, чтобы он снова не застал меня врасплох.
— Снова?
Эбби покраснела.
— Когда я увидела его… на улице… — Она оглянулась вокруг в поисках темы, на которую могла бы перевести разговор. — Кстати, об улицах… Что случилось с движением? В последний раз я видела в центре столько машин, когда мы проводили парад!
— Это благодаря статье в таблоиде. — Эллен улыбнулась, приминая землю в вазоне.
— Ты шутишь. Люди действительно верят в эту ерунду? Они и в самом деле едут сюда, чтобы увидеть все собственными глазами?
— Верят ли они в это? Ты же слышала Терианну. Она считает, что это Дева прислала Митча, чтобы он купил ее магазин. — Эллен засмеялась. — Обрати внимание на наклейки. Половина этих машин принадлежит инвалидам.
— Боже мой, они едут сюда, чтобы исцелиться?
Эллен посмотрела на проезжающий микроавтобус с пожилыми людьми и помахала в ответ на приветствие.
— Видимо, да.
— Но ты же мэр! Ты могла бы сказать, чтобы они разъезжались по домам.
— По домам? Я должна изгнать из города возможности для бизнеса? Эбби, они обедают в «Вейгон-Вил». Они покупают продукты у Андерсонов. Они останавливаются в мотелях. Они заправляют машины. Это самое лучшее, что случилось с нашим городом со времени изобретения колючей проволоки.
— Но это неправильно.
Эбби, нахмурившись, смотрела на сестру.
— Почему? Это дарит им надежду и немного счастья.
— Это заставляет их впустую тратить деньги, а в итоге их ждет разочарование.
— Но, Эбби, — попыталась урезонить сестру Эллен, — ты же и сама слышала все эти истории.
— Да, но…
— И ты не сможешь доказать, что они лживы.
— А ты не сможешь доказать, что они правдивы.
— Мне это не нужно.
— Но это же ужасно! — Эбби вскочила и с силой швырнула лопатку на асфальт. Раздался такой громкий звон, что Эллен от неожиданности подпрыгнула. — Это дурно! Это дурно — дарить надежду отчаявшимся людям, потому что на самом деле надеяться им здесь не на что. Это преступно и… неправильно! — На ее глаза навернулись слезы, а голос задрожал. — Все эти люди очень одиноки. В отчаянии они хватаются за любую соломинку. Им так хочется почувствовать себя лучше, им так хочется прогнать свои беды и несчастья. Нельзя пользоваться их бедственным положением. Это очень плохо, Эллен!
Сестра смотрела на нее, широко открыв глаза, и голос Эбби сорвался на рыдания.
Не произнеся больше ни слова, она развернулась и убежала, прежде чем Эллен успела сообразить, что на самом деле речь идет вовсе не о больных людях и Деве. Эбби говорила о себе и Митче.
Ома бежала по тротуару, петляя между прохожими, которые оборачивались и смотрели ей вслед, спрашивая себя, что могло довести до слез такую хорошенькую молодую женщину, да еще в такой чудесный день.
* * *
Как это обычно бывает, Эбби пробежала три квартала и заметила на дороге новый черный автомобиль явно иностранного производства, показывающий левый поворот, что означало, что на следующем перекрестке он проедет прямо перед ней.
Увидев, кто сидит за рулем, Эбби бросилась бежать еще быстрее.
Не увидев ее, водитель начал поворачивать на Мэйн-стрит.
Она шагнула на дорогу прямо перед машиной, тормоза которой громко завизжали.
Митч резко остановился, не закончив поворот, и уставился на подбежавшую к его окну Эбби.
Он не успел произнести ни слова, потому что она тут же начала на него кричать:
— Что ты здесь делаешь, Митч? Зачем ты купил магазин Терианны? Зачем тебе понадобился офис Джо Мейсона? Что ты задумал? Зачем ты скупаешь недвижимость? Что тебе нужно? Зачем ты вернулся? — По искаженному яростью лицу Эбби катились слезы. — Почему бы тебе просто не уехать снова? Уезжай и больше никогда не возвращайся, как и было задумано семнадцать лет назад. Зачем тебе понадобилось вернуться и все переворошить? Я хочу, чтобы ты уехал! Это мой город! Я хочу, чтобы ты навсегда отсюда уехал! Ты здесь никому не нужен! Ты не нужен мне! Тебе здесь больше нет места!
Он хотел выйти из машины, но она уже стремительно шагала прочь.
Эбби понимала, что раз уж начала кричать, то остановится не скоро. Ей казалось, что за долгие годы в ней скопилось очень много крика и слез, которые необходимо выплеснуть наружу.
Она задыхалась и начала замедлять шаг, ее продолжали подстегивать и гнать вперед бушующие эмоции. Эмоции, которые впервые за семнадцать лет вырвались наружу. Ей предстояло сделать еще одну остановку. Раз уж ее понесло, то она просто обязана была накричать еще на одного человека. Он ее выслушает, потому что все это неправильно, потому что это давно следовало каким-то образом исправить. И она намеревалась это исправить, если даже ради этого придется пожертвовать собственной жизнью!
* * *
Митч увидел, что загородил проезд машинам со всех четырех сторон.
Кое-кто уже начал сигналить. Остальные просто молча смотрели на него.
Ему хотелось броситься за Эбби, обнять ее, прижать к себе и не отпускать, пока она его не выслушает, пока не позволит ему все объяснить, пока она не поймет…
Он сел снова в «сааб», закончил левый поворот и поехал по улице, пытаясь унять дрожь в руках и бешеное биение сердца. Все его тщательно выстроенные планы вмиг обратились в груду обломков. Несколько последних дней он занимался исключительно тем, что спокойно и хладнокровно взвешивал собственные юридические риски, случись ему обнародовать все, что ему известно. Он стал свидетелем преступления и никому об этом не сообщил. В случае с обычными преступлениями срок давности в Канзасе истекал уже через каких-то пару лет, что освобождало бы его от ответственности. Но это правило не распространялось на людей, не проживавших на территории штата, а он все эти годы отсутствовал. В этом случае закон о сроке давности начинал действовать с момента, когда он возвращался на территорию штата. Вот он и вернулся. Ужасающая ирония заключалась в том, что доку Рейнолдсу и Натану Шелленбергеру ничего не угрожало, потому что все это время они находились на территории штата. Соответственно их действия подпадали под правило срока давности — во всяком случае, в отношении того единственного преступления, свидетелем которого стал Митч, а именно сокрытия личности жертвы убийства.
