Накатила очередная волна ноющей, зудящей боли. — Ты — оборотень! Выбирая жить человеком, ты отказываешься от себя. Нельзя жить наполовину. Твоя рысь — самое человечное и искреннее создание, которое даже ценой собственной жизни спасало других. Она не виновата ни в чём. Так зачем ты наказываешь и себя, и её? Ты не только Баламат, ты ещё и гордая, своенравная, упрямая, несгибаемая, добрая и самоотверженная кошшшка.
Я вцепилась в простыни так, что они затрещали, вторя шипению последней произнесённой фразы. На хаотичный писк аппаратуры, дребезжащий в ушах с неотвратимостью будильника в будний день, прибежала медсестра и хотела поменять капельницу с препаратами. Я отрицательно мотнула головой. Девушка испуганно сверила время с последней отметкой в истории болезни и, неодобрительно покачав головой, вышла.
Я рассматривала оборотницу, та хмурилась, уставившись на собственные руки, перемотанные бинтами.
— Кто бы говорил про жить наполовину, — хмыкнула Баламат, провожая взглядом медсестру. — Долго ещё собираешься жить на два мира?
Я молчала, стиснув зубы и переживая очередную вспышку боли, а оборотница продолжила, не глядя на меня:
— Что тебе ещё нужно? Он ночует у твоей постели, он поставил тебя превыше семьи, долга, общины. Он за тобой шёл по трупам наёмников, отыскал в безлюдных горах. Он позвал меня, осознавая, что делает больно. Он просил. Что тебе ещё нужно? — скрипучий голос, надтреснутый, полный боли и сожаления. — Я должна бы тебя ненавидеть. Ты отняла у меня шанс на любовь, ты… — она сглотнула набежавшие слёзы, так и не решившись произнести страшные слова… — мать… Но я не могу. Ты не лгала, ты боролась, ты защищала, ты жертвовала. Я уйду, но ты… твоё место не здесь. Не в этой палате и не в этом мире. Займи своё место.
После такого разговора судьба Баламат мне была небезразлична.
— А Баламат? Она обернулась?
— Как только Хаардаах пришёл в себя, они уехали на Алтай вместе с дядей Бэрилом выбирать место под строительство центра, — ирбис тяжело вздохнул, словно касался больной темы. — И да, она обернулась. Видимо, та встреча пошла на пользу вам обеим.
— Значит, у вас всё хорошо?
— Хорошо у нас — он выделил интонацией слово «нас», — станет, когда мы избавим тебя от памятного подарка Ады. у нас — Хорошо у нас — он выделил интонацией слово «нас», — станет, когда мы избавим тебя от памятного подарка Ады.
* * *
В аэропорту Калькутты мы приземлились ранним утром. После якутских морозов в конце марта, где весна ещё даже не думала вступать в свои права, индийские утренние двадцать градусов по Цельсию показались раем.
Перед спуском по трапу Баар привычно подхватил меня на руки. Внизу нас уже ждали. Отец о чём-то общался с невысоким индусом в белоснежных одеждах. Тот поглядывал на нас с Бааром и в задумчивости теребил седую бороду и длинные усы, завёрнутые в кольца на щеках. Весь облик встречающего неожиданно напомнил мне старика Хоттабыча, настолько карикатурным было сходство. Пока мы спускались, я уловила лишь обрывок разговора, где единственным знакомым словом оказался слегка переиначенный вариант арабского «шайтан».
В аэропорт мы даже не заходили, сразу погрузившись во внедорожники представительского класса. Отец продолжал переговариваться с Хоттабычем, а мы глазели на окружающую действительность сквозь тонированные стекла автомобиля. Индия — страна контрастов во всём. Здесь ультрасовременные высотки соседствовали с нищенскими лачугами, пальмовые леса с изумрудно-зелёными шапками крон разрезали громадные транспортные развязки. Бетонные автобаны будто парили в небе, возвышаясь над серебристыми лентами рек. Хаотичное движение на дорогах с обилием мопедов и мотоциклов напоминало не засыпающий ни днём, ни ночью муравейник, где каждый индус-муравей спешил по своим делам.
Чем дальше мы отъезжали от города, тем сильнее менялся пейзаж за окном. Спустя час мы уже неслись по пустой лесной дороге, словно в пробитом тоннеле среди толщи леса. Асфальт сменила каменная брусчатка, поросшая сорняками. Небо закрывали раскидистые кроны деревьев, создавая сумеречную атмосферу. В воздухе витала бурая пыль, оседая на автомобиле, листьях кустов и деревьев. Спустя пару часов из-за очередного поворота показались массивные кованые ворота, оплетённые местным аналогом плюща с мясистыми красными листьями.
Ворота медленно отворились, пропуская нас в сердце затерянного среди джунглей имения. В центре зелёной лужайки возвышался трёхэтажный особняк из белоснежного мрамора, увенчанный луковичными крышами и башенками чатри. Резные колонны переплетались узором с остроконечными арками, словно создавая единый неповторимый ансамбль. Снаружи здание опоясывали крытые галереи, разделённые на зоны ажурными деревянными ширмами.
Кортеж остановился у парадного входа. Я смотрела на окружающее великолепие, забыв кто я и зачем сюда прибыла, но непонятная реплика, сказанная в мой адрес индийским Хоттабычем, вернула меня с небес на землю.
— Пап, что он сказал?
— Он сказал, что дочь лунной кошки заждались дома.
— А кто это?
— Господин Сингкх утверждает, что это ты, котёнок, — и, словно подтверждая слова отца, индус кивнул головой.
— А почему в аэропорту он говорил про шайтана?
На удивление, отец смутился.
— Одно из прозвищ, прилипшее ко мне в Индии почти тридцать лет назад, «шайтан эль джалиди» — ледяной демон.
— Тебе идёт! — вынуждена была признать, глядя на своего высокого светловолосого отца с ледяными глазами. Холод из них пропадал, лишь когда отец смотрел на нас с мамой. — А как будет по-арабски «Я — дочь ледяного демона»?
— 'Аna aibnat shaytan aljalid.
Я повернулась к господину Сингкху и постаралась максимально точно повторить фразу, сказанную отцом.
— la yatadakhal almar', — индус ответил мне с отеческой улыбкой, которая слегка померкла, стоило ему рассмотреть капельки крови у меня на одежде и обуви. Раны снова начали кровоточить.
— Папуль, переведи, пожалуйста.
— Господин Сингкх ответил, что одно другому не мешает.
Мы прошли в особняк, следуя за хозяином дома. Высокие потолки в сочетании с мраморным полом берегли прохладу для своих гостей. В уютных нишах с плетёной деревянной мебелью и маленьким декоративными подушечками можно было удобно расположиться на отдых и выпить чаю. Но окончательно покорил меня внутренний дворик с фонтаном, тихо журчащим в тени деревьев. Словно маленький оазис перенесли из пустыни в сердце особняка. Мощёные дорожки, обилие цветов, растущих из земли и соседствующих с кадками более экзотических растений, и низкие лавочки, напоминающие турецкие тахты. Фантастически сладкий насыщенный аромат незнакомых растений заполнял всё вокруг, дурманил голову и уносил мыслями далеко-далеко.
Я присела возле фонтана, наслаждаясь журчанием воды, буйством природы и прохладой. Баар тактично оставил
