издавать для нас моя птичка, — он облизал губы и поставил меня спиной к одному из покерных столов.
Грей стоял у одной стены, засунув руки в карманы. Всегда спокойный. Всегда уверенный. Но я видела очертания его члена, гребень выпуклой головки, упирающийся в брюки. Он уже снял пиджак. Его белая рубашка была расстегнута, галстук-бабочка распущен, ремни свободно болтались на шее. Одной ногой он упирался в стену, его колено было согнуто.
Моя киска сжалась вокруг игрушки при виде его.
Линкольн взял меня за подбородок, заставляя обратить на него внимание. Его большой палец провел по моим губам.
— Это мой рот для траха. Не так ли, детка?
Я зажала нижнюю губу между зубами и пристально посмотрела на него.
— Да.
Грей оттолкнулся от стены при этих собственнических словах Линкольна. Его руки были на мне через несколько секунд, задирая платье вверх по бедрам. А потом его пальцы были там, проникая внутрь меня, нащупывая эту богом забытую кнопку и включая вибратор.
— Черт возьми! — я обхватила плечи Линкольна и застонала, чувствуя, как потребность проносится по моему телу с каждым дразнящим импульсом этой игрушки.
Грей прижал свой рот к моему уху.
— Вот что сейчас произойдет, милая голубка, — его большой палец нашел мой клитор, и я чуть не кончила прямо там и тогда. — Ты будешь скакать на моем лице, пока Линкольн трахает твое горло, — он потирал круги, круг за кругом, вверх и вниз. О, Боже. — Ты сможешь сделать это для нас? Ты будешь нашей хорошей девочкой?
Я кивнула, задыхаясь. Без костей.
Грей вытащил игрушку, и я почувствовала пустоту. Так чертовски пусто. Пока он не поднес ее ко рту, просунул между губами и провел по ней языком. О. Боже. Мой. Первые искры удовольствия зажглись внизу моего живота. Не было ничего, что бы этот мужчина не сделал, чтобы доставить мне удовольствие. Не было черты, которую он не переступил бы. Не было предела его удовольствию.
— На колени, птичка, — брюки Линкольна были спущены. Его рука небрежно поглаживала член, кончики пальцев терлись о проколотый кончик, разбрызгивая сперму по головке. Он был похож на падшего ангела, темный и прекрасный.
Я хотела взять его в рот, хотела услышать, как я заставляю его стонать, жаждала того, как он использует меня.
Грей лежал на спине, все еще полностью одетый, направляя меня, чтобы я устроилась на его лице. Линкольн кончиком пальца приподнял мой подбородок — один нежный жест, прежде чем позволить дикому зверю взять контроль над собой.
Сделай это, — осмелилась я, глядя ему в глаза.
Игра началась, — ответил он с сексуальной ухмылкой.
Мое платье собралось в лужу у колен, скрывая лицо Грея, но я чувствовала его, чувствовала его горячее дыхание на своем клиторе, чувствовала, как его большие пальцы раздвигают мои губы, как он любил это делать, чтобы он мог полностью видеть меня. Я чувствовала, как копье его языка обводит контур моей киски. Вверх, затем вниз. Снова вверх, останавливаясь, чтобы подразнить мой клитор.
— Я хочу, чтобы ты кричала до боли в горле. А потом, я хочу, чтобы ты плакала, — сказал Грей со стоном. Он засунул внутрь один палец, потом два, три, раздвигая меня, растягивая до боли.
Я открыла рот, чтобы закричать, но меня заглушил член Линкольна. Его пальцы крепко держались за толстое основание, а он терся своей набухшей головкой о мои губы, затем о мой язык. Металлические шарики царапали мои зубы.
— Обхвати мой член своим красивым ротиком.
Я втянула его в себя.
— Это моя девочка, блядь, — он отпустил себя, затем вошел до упора. Он отдавал все, каждый дюйм, а я брала. Я брала и брала, потому что ему нужно было это — владение, утверждение. Он процветал от этого. Это подстегивало его входить глубже, толкаться сильнее. Его пальцы запутались в моих волосах, удерживая мою голову неподвижной, чтобы он мог трахать меня именно так, как хотел. Он откинул голову назад. Я смотрела, как его адамово яблоко покачивается в колонне его татуированного горла. Видеть Линкольна таким, потерянным в своем удовольствии, диким и бесстыдным, было одной из самых сексуальных вещей в мире.
Я бесстыдно прижималась к горячему, скользкому рту Грея.
— Такая чертовски жадная, — сказал он, касаясь моей киски.
Мягкое жужжание вибратора прорвалось сквозь воздух, когда его язык погрузился внутрь меня. Я хотела закричать, выкрикнуть его имя, когда вибрация коснулась моего клитора, но Линкольн был диким зверем, трахающим мое горло. Это была одна большая битва похоти и обладания, хотя они оба владели каждым дюймом меня. Я стонала на члене Линка и извивалась на лице Грея. Святой. Черт.
Грей лизал все вокруг вибратора, затем вернулся к моей дырочке, погружая свой язык внутрь, а затем проводя им вверх и вниз по моей щели. Я чувствовала движения, когда он расстегивал и снимал брюки, слышала звук кожи о кожу, когда он сжимал в кулаке свой член. Линкольн подвигал бедрами, раз, два, а затем вошел в меня до самого горла, задержавшись там с рыком, когда кончил. Я глотала его, пульс за пульсом, пока его хватка на моих волосах не ослабла. Его голова откинулась назад, чтобы посмотреть на меня, когда он вынул свой член из моего рта. В одно мгновение Грей оторвал меня от своего лица и насадил на свой член. Он задвигал бедрами, впиваясь в меня.
— Отпусти меня, голубка. Покажи мне, как я заставляю тебя кончать.
Это было оно. Это было разрешение, которого мое тело искало с тех пор, как они оставили меня одну перед свадьбой. Я прижалась к нему, прижимаясь клитором к его телу.
Рука Линкольна снова была в моих волосах.
— Сделай это, птичка.
Все вокруг было затуманено, размыто и расфокусировано. Искры удовольствия усеивали мое зрение. Мое тело напрягалось все сильнее и сильнее, пока я наконец не превратилась в лужицу жидкого тепла.
— Да, блядь. Вот так, — прорычал Грей, а затем он растаял вместе со мной.
Я упала вперед на его грудь, целуя его шею, пока переводила дыхание и смотрела, как Линкольн заправляет обратно в брюки. Я улыбнулась, прижавшись к коже Грея, понимая, что эта комната когда-то была кабинетом Уинстона. Здесь мы начинали.
Я всегда принадлежала Линкольну Хантингтону — с того самого дня похорон моей матери, когда я попросила его бежать со мной, и он согласился. Моя искра нуждалась в его огне. С ним я чувствовала себя свободной, желанной, любимой.
Но я также принадлежала Грею Ван Дорену — с того самого момента,
